– Он ни с кем не дружит, держится особняком. Я, в свою очередь, тоже стараюсь соблюдать от сослуживцев дистанцию, чтобы никому не быть обязанным. Мы в Дагестане живем, а это дело тонкое. Здесь, если ты друг или родственник, то до конца жизни, при любых обстоятельствах, невзирая на служебный долг. Поэтому наша работа особенно сложна. Это основная причина, по которой я стараюсь ни с кем из сослуживцев дружеских отношений не поддерживать.

Говоря о друзьях по службе и о взаимоотношениях с ними, Манап Мансурович хотел было сказать и об отношениях между братьями, но решил не обострять отношения с генералом, которые вроде бы только-только начали налаживаться, и благоразумно промолчал.

– Однако передай дела полковнику.

– Понял, товарищ генерал. Но у меня сейчас нет срочных дел, которые не могут трое суток подождать.

– Смотри сам. Как знаешь. С твоим-то опытом я тебе посоветовать ничего не смогу, но помощью Вострицина все же рекомендую воспользоваться.

Глава 4

Говоря по правде, неожиданный трехдневный отпуск пришелся Манапу Мансуровичу весьма кстати. Дома были неотложные хозяйственные дела, из-за которых жена Диляра уже, грубо говоря, запилила его. В школу к младшему сыну Габибу тоже следовало сходить, классный руководитель вызывал, а Диляра сама идти не хотела. Сын ни во что не ставил ее. Мать для него не авторитет.

Это в отличие от старшего, который, наоборот, больше к матери был привязан, нежели к отцу. Когда он звонил из Москвы, где учился в МВТУ на программиста компьютерной техники, с Дилярой подолгу разговаривал, тогда как с отцом обменивался всего несколькими фразами.

Но вот младший сын пока еще слушался отца, хотя и смотрел затравленным волчонком, когда Манап Мансурович читал ему нотации. Значит, уже стоит брать Габиба в ежовые рукавицы, пока не поздно. Во многом придется его ограничить, чтобы совсем от рук не отбился, не пошел по стопам Магомедгаджи, жил не только в свое удовольствие, не был избалованным мажором.

Вернувшись к себе в кабинет, Манап Мансурович на некоторое время застыл перед своей конторкой, положив руки на края столешницы. Мысли его метались. Он никак не мог решить, с чего же ему начинать, домой ехать или что-то предпринимать, но в конце концов все же определился.

Подполковник юстиции минуту посомневался – стоит ли вооружаться? – потом переложил из сейфа в пустую кобуру на поясе пистолет. Вслед за этим он убрал в тот самый сейф папки с уголовными делами на брата-близнеца и запер его на два поворота ключа. Манап Мансурович точно так же закрыл кабинет и опечатал дверь личной печатью, показывая этим, что его не будет на месте долго.

Он вышел из здания, осмотрелся и сразу направился в сторону троллейбусной остановки. Старший следователь по особо важным делам был в мундире, не взял с собой даже сумку с самыми необходимыми вещами, не захватил ни зубную щетку, ни бритву, хотя брился обычно утром и вечером, иначе отрастала щетина совершенно неприличная, на его взгляд.

На троллейбусе он добрался до Южного автовокзала, купил билет, отстояв в кассе небольшую очередь, и сел в старенький «Икарус» среди полутора десятков других пассажиров. Манап Мансурович пристроил форменную фуражку на полке над головой, где другие люди оставляли какие-то сумки, баулы и коробки, и поехал в село к матери.

Он был уверен в том, что мать связь с Магомедгаджи поддерживает, вернее сказать, это делает он. Айша сумеет организовать им встречу тет-а-тет.

Подполковник юстиции хотел отговорить брата от его идеи стать эмиром банды, хотя заранее был уверен в безрезультатности такого разговора. Говоря по правде, Манап Мансурович давно уже думал о том, что брат в состоянии осуществить свою задумку, и даже удивлялся тому факту, что этого не произошло до сих пор.

Правда, он представлял себе, что Магомедгаджи создаст банду и уведет ее куда-то за границу, хотя бы в ту же Сирию. Это было бы благом и для самого Мамонта, и для старшего следователя, и даже для их матери Айши. Она уже достигла весьма преклонного возраста и могла в любое время отправиться в мир иной, поближе к Аллаху, вслед за рано умершим своим мужем. Мать часто вспоминала о нем, со слезами на глазах рассматривала немногие его фотографии. Да, настрадалась Айша в жизни немало, в основном из-за Магомедгаджи.

Ни сам Манап, ни Магомедгаджи отца не помнили. Он умер через десять дней после их рождения от острой почечной недостаточности. У детей в полуторанедельном возрасте не бывает памяти. Так говорят врачи.

Но Манапу порой казалось, что он помнит исхудалое бородатое лицо еще довольно молодого человека, хотя и седого, как и большинство его предков. Вот оно склоняется над широкой кроваткой, в которой лежат братья-близнецы, повернутые друг к другу ногами. Хотя, может быть, все это только представлялось Манапу Мансуровичу.

Фотография отца висела в большой комнате их дома. Отец строго смотрел на мир, окружающий его семью, который он покинул по болезни. То, что при виде детей взгляд Мансура Омаханова стал мягким и любящим, могло подсказать воображение, которым подполковника Омаханова Аллах нисколько не обделил.

С мыслями об отце Манап Мансурович и задремал. Он часто просыпался и отмечал взглядом знакомые виды за окном. Эти места позволяли ему определить, далеко ли еще до родного дома.

На промежуточной остановке шестеро пассажиров сошли. Вместо них в автобус вошла только одна старая женщина. Сама она устроилась на переднем пассажирском сиденье и положила на свободное место рядом с собой какую-то коробку.

На автозаправке автобус остановился, хотя раньше, как помнил подполковник Омаханов, такого никогда не происходило. Водитель, не пользуясь почему-то микрофоном и громкоговорителем, хорошо поставленным басом попросил всех покинуть салон на несколько минут.

Манап Мансурович оставил свою форменную фуражку на полке и вышел из автобуса вместе со всеми людьми. Он стоял в толпе других пассажиров и ждал, пока водитель зальет в бак бензин или солярку. Подполковник не знал, на каком топливе ездит «Икарус».

Здесь же заправлялось еще несколько машин. Одного из водителей подполковник юстиции узнал. Память услужливо подсказала ему, что этого человека звали Исмаил. Жил он на той же улице, что и мать старшего следователя, только через десяток домов. Исмаил был на несколько лет моложе Манапа Мансуровича, однако в детстве они входили в одну компанию.

Исмаил сощурился на солнце, приветственно поднял руку, а потом и