Шрифт:
Закладка:
– Я тогда на зоне был, не имел никакой возможности помочь ей. Сейчас могу половину расходов тебе возместить, – проговорил Мамонт так, словно оправдывался и признавал свою вину.
В подтверждение своих слов он полез во внутренний карман камуфлированной куртки.
– Мне ворованных денег не надо! – довольно сурово и категорично заявил подполковник юстиции.
– А ты уверен в том, что они ворованные? – прищурив глаза, спросил Мамонт.
– Я смотрел видеозапись, как ты с двумя парнями грабил и убивал людей около банка.
– Да, там я промашку, похоже, допустил. Не догадался загодя камеру краской залить, – сказал Мамонт и хитро улыбнулся. – Спасибо тебе за то, что по-братски сообщил мне об этом. Теперь моя личность известна. Буду опасаться и постараюсь нигде не светиться. Камерам наблюдения объявляю войну не на жизнь, а на смерть! – Тут бандит даже наигранно хохотнул.
– Ты этим ограблением уже заработал себе лет эдак десять, а то и двенадцать. – Подполковник юстиции хотел упомянуть пожизненный срок, но вовремя спохватился.
Он вдруг сообразил, что тогда брату будет уже нечего терять, и тот ни при каких обстоятельствах не пожелает сдаться. Следовательно, задание, порученное старшему следователю по особо важным делам, будет провалено.
– Но и помимо этого ты уже засветился, – все же не удержался и заявил Манап Мансурович.
– Это в чем я еще засветился? – спросил Мамонт с неприкрытым вызовом.
– Твои люди убили участкового.
– Да, они на него были злы. Он у одного из моих парней невесту увел и чуть не силой на ней женился. Но я смотрел в Интернете запись. Меня там нет. Так что и предъявить мне в этом случае нечего.
– Но тебя опознали свидетели, даже составили фоторобот. Никак тебе от этого дела не отвертеться. Еще ты застрелил председателя сельсовета.
– Это был продажный взяточник. Люди только благодарны мне за это.
– Однако они составили на тебя фоторобот и опознали.
– Да, Рамазан предупреждал меня о том, что свидетелей в живых оставлять нельзя. Но у этого участкового мать с отцом – отважные старики, под стволами за сына горой встали. Пуль не испугались. Я их даже зауважал. Его самого пришлось с собой за село увести и там убить. В дополнение к этому у него еще и жена беременная. Я таких людей не убиваю.
– А теперь вот еще и захват автобуса. Неужели ты думаешь, что пассажиры тебя не опознают?
Мамонт помрачнел.
– Не опознают! – сказал он, потом вдруг решительно вытащил из кармана и надел на голову маску «Ночь» с отверстиями для глаз, носа и рта.
– Они тебя уже и без маски видели.
– Ты подписываешь им всем смертный приговор? – спросил Мамонт. – Но я же не черный убийца. Я умею людей щадить. Если только они свою вину признают и пощады попросят, то я сразу становлюсь всепрощающим. Но больше я живых свидетелей оставлять не буду. Это я тебе, брат, обещаю. – Последние слова Мамонта прозвучали так, словно бы он пальцем брату погрозил.
– А мне теперь все равно, – ответил на это Манап Мансурович, понимая свою оплошность в отношении пассажиров автобуса. Хорошо еще, что он почти пустой. Меньше жертв будет. – Я догадываюсь, что ты и брата-близнеца не пощадишь, – заявил подполковник юстиции. – Как вот только ты потом в глаза матери посмотришь? Для нее же мы оба сыновья. Мы перед ней равны. А болеет она больше за тебя потому только, что ты непутевый. Это не значит, что мать тебя любит больше, как ты хотел бы. Я же ехал в село не в гости, хотел просить мать, чтобы она организовала мне встречу с тобой, надеялся тебя уговорить сдаться и не отягощать свою участь. Мать непременно поддержала бы меня.
– С чего ты вдруг решил, что я тебя расстреляю?
– Ты же сам только что решил больше свидетелей не оставлять.
– Я ничего не говорил про своего родного брата. Тем более близнеца. Ты зря меня желаешь обидеть. Я не смогу в тебя выстрелить.
– Да, ты только приказ отдашь своим людям, и любой из них с удовольствием даст в меня очередь. Для твоих бандитов в радость застрелить подполковника юстиции, старшего следователя, который, возможно, будет вести их дела, если ты меня не убьешь. – Манап Мансурович говорил, чеканя слова, громко и членораздельно, нисколько не боясь смерти, которая казалась ему неизбежной.
Он даже сам в какой-то мере ее выпрашивал, понимал, как трудно ему потом будет все объяснять генералу Ящеру. И вообще, мало кто поймет, почему брат не убил его. Если только Айша.
– Поживем – увидим, – ответил Мамонт присказкой, которую любил озвучивать еще в детстве.
Но подполковник юстиции понимал, что то прекрасное время давно и безвозвратно ушло. Теперь в этом жестоком мире господствовали совсем другие понятия.
Магомедгаджи встал, сдвинул свою маску на лоб, словно демонстративно показывая всем лицо, не сказал больше ни слова и решительно двинулся к автобусу. Манап Мансурович понял, что брат принял окончательное решение. Опыт подсказывал старшему следователю по особо важным делам, что уже невозможно его перенаправить на что-то другое.
Сквозь большие стекла «Икаруса» он увидел, как Мамонт вошел в переднюю дверь и прошагал по салону в самый конец, где на заднем сиденье устроились три юнца и почти всю дорогу играли в карты. Они прекратили заниматься этим только после остановки автобуса. Мамонт наклонился, беззастенчиво всмотрелся им в лица и пошел назад, рассматривая пассажиров, останавливаясь персонально перед каждым, словно знакомые лица искал.
Магомедгаджи как раз завершил визуальный осмотр пассажиров и их багажа, разложенного по полкам, остановился перед передней дверью. Там братья и встретились, когда подполковник юстиции хотел было подняться в автобус.
– Где твой багаж? – осведомился Мамонт и тут же распорядился: – Забери его.
– Я налегке. Без багажа, – сказал Манап Мансурович. – Ты же знаешь, что я на подъем легкий. Принял решение, написал заявление на отпуск без содержания и сразу поехал. Мне нельзя долго собираться. Если я проснусь и без сна лежу, то встаю с постели уже уставшим. Иногда даже утреннюю пробежку пропускаю. Вовсе не по лени, а от утомления.
Он и в самом деле всегда был легким на подъем, не любил, в отличие от своего брата, долгих и тщательных сборов. Мамонт еще в детстве выражал зависть к этому качеству Манапа.
– Это у тебя что? – стоя к брату вполоборота, спросил Мамонт у старухи с переднего сиденья, показывая пальцем на коробку.
– Бананы. Внукам купила! Убери лапы! – внезапно провизжала старуха и даже стукнула кончиками пальцев по руке Магомедгаджи, протянувшейся к коробке.
Мамонт в ответ на это кулаком ударил ее