Через неделю на корабле из Тулона Бальзак прибывает в Аяччо, Корсика. Едва высадившись, Оноре оказывается в окружении местных свирепых псов, которые едва не разорвали чужестранца. Позади море, впереди – собаки. В таком отчаянном состоянии француза застал лейтенант 13-го линейного полка Жуан д’Эгриньи д’Эрвиль. «Я успел как раз вовремя и, выхватив саблю, спас знаменитого писателя»{370}, – вспоминал офицер.

Далее остаётся совсем чуть-чуть – с одного острова переправиться на другой. А в Аяччо карантин; слава Богу, пятидневный.

«Здесь нет ни гулящих девок, ни театров, ни читальных залов, ни общества, ни газет, зато нет и никаких мерзостей, свидетельствующих о цивилизации. Женщины не влюбляются в иностранцев; мужчины целый день прогуливаются и покуривают. Леность невероятная! В городе восемь тысяч душ, кругом нищета, крайнее невежество в вопросах самых злободневных. Я пользуюсь здесь полнейшим инкогнито…»{371}

Лишь через пять дней путешественник на рыбацкой барке какого-то искателя жемчуга, измучившись вконец, добирается до Сардинии. В сардинском Альгьеро вновь пятидневный карантин (и тут холера!): «Мне пришлось спать на палубе и кормить мух, которых на Сардинии великое множество». В результате, лишь спустя месяц Бальзак достигает желанного места. И вот они, рудники! Осталось только ими завладеть. Взять и…

О своих мытарствах Бальзак оставил интересные записи: «Я только что пересек всю Сардинию и увидел много того, что вы слышали о гуронах и Полинезии. Здесь царит совершенная дикость. Местные жители – настоящие варвары, никакого сельского хозяйства… повсюду козлы щиплют бутоны; трава вырастает по пояс. Я, который четыре года не ездил верхом, просиживал в седле от семнадцати до восемнадцати часов зараз, не видя человеческого жилья. В девственных лесах приходилось то и дело склоняться к самому седлу, чтобы не расстаться с жизнью. Нам часто приходилось ехать по берегам рек, заросших виноградными лозами. А ветки местных деревьев способны выколоть неосторожному путнику глаз, выбить зубы и разбить голову. Здесь растут гигантские каменные дубы, пробковые дубы, лавры, папоротники в тридцать футов высотой. И нечего есть».

Но случилось непредвиденное – то, чего Оноре боялся больше всего: его бессовестно опередили! (Не с подачи ли того же Джузеппе Пецци? Кто знает, старик был слишком болтлив.) Как оказалось, в Аржантьере уже существовала некая марсельская компания, пытавшаяся возродить местные рудники.

Неужели всё впустую? Похоже, именно так. Долгая тряска на козлах дилижанса, десятки часов в седле, бессонные ночи, похлёбка из тухлой рыбы, от которой его тошнило даже сейчас, – всё бессмысленно. Коту под хвост. Туда же уйма потерянного времени.

Оноре не радует ни прозрачное море, ни яркое солнце. Может, и не стоит возвращаться в Париж, с отчаянием думает он. Взять и сразу головой в воду? В море – и нет тебя…

Сделав выбор не в пользу моря, следовало возвращаться домой – в парижскую «пустыню». Однако до Парижа ещё следовало добраться. Когда в кармане ни гроша, не сможешь нанять даже рыбацкую лодку. Без денег тебе разве что могут набить морду. В Бастии (Северная Корсика) закончился последний су. Куда деваться, что делать?

Пиастры! Пиастры! С кладом ничего не получилось. Мечта о финансовом благополучии обернулась пшиком. Но Оноре не тот человек, чтобы беспомощно опустить руки. Будучи неисправимым оптимистом, он и здесь выходит сухим из воды, назвав местным… своё имя.

«Разоблачив» себя, Бальзак, как вспоминала Лора Сюрвиль, вызвал вокруг своей персоны на Корсике небывалый фурор. Всё повторилось, как когда-то на материке: чуть ли не каждый житель Бастии возжелал не просто повидать именитого романиста, но познакомиться с ним и даже… потрогать. Писатель был с почётом принят в доме местного инспектора финансов, где после сытного обеда ему предложили перекинуться в вист. Перекинулись. И после этого Оноре обрёл необходимую сумму для долгожданного возвращения на родину.

«Принятый с почетом в доме инспектора финансов г-на В… – пишет Лора Сюрвиль, – с которым был знаком, он выиграл там в карты сумму, необходимую для возвращения во Францию, в тот самый миг, когда собирался писать нам, чтобы мы выслали ему денег. Он любил такие счастливые случайности, они внушали ему веру в его звезду. Но это еще не все. Странствуя пешком по Сардинии и качаясь на морских волнах, он нашел сюжеты – и какие сюжеты!..»{372}

Славная молодежь, прекрасная страна! – скажет Бальзак о корсиканцах по возвращении домой.

«Образцы, привезенные из рудников, – вспоминала сестра Лора, – были переданы химикам; для анализа потребовалось время; впрочем, Оноре был не готов к тому, чтобы отправиться в Пьемонт и требовать там концессию, сперва ему надо было удовлетворить книгоиздателей и заработать денег на поездку. Целый год жил он этим сардинским богатством, а значит, и строил проекты… Эти мечты, так же как его горести, камнем ложились на сердце его друзей – разве не указывали они на меру его страданий? Избавиться от них он мог только в мечтах; едва пробудившись, он вынужден бывал снова подставлять спину под тяжкое бремя»{373}.

Сардинская эпопея Бальзака с самого начала была авантюрной. Но, как показало время, стратегически Бальзак всё-таки оказался прав.

«Проект, который должен был обогатить Бальзака, обогатит других, – замечает Стефан Цвейг. – Через несколько десятилетий серебряные рудники, которые он видел заброшенными, бесполезными отвалами, эти самые серебряные рудники станут растущим и процветающим предприятием. В 1851 году на них будет занято 616 рудокопов, девять лет спустя, в 1860 году, уже 2039, еще девять лет спустя – 9171, и Общество серебряных рудников (“Минас д’Арджентьера”) станет действительно загребать миллионы, реальнейшие наличные миллионы – те самые миллионы, о которых он только мечтал. Чутье никогда не обманывает Бальзака, но оно всегда руководит только Бальзаком-художником и вводит его в заблуждение, как только он пытается перешагнуть рубеж единственной родной ему сферы»{374}.

* * *

По возвращении из долгого путешествия Оноре ждал… дом. «Жарди» – будущая резиденция Бальзака в Виль-д’Авре, под Версалем. Как он надеялся, к своему возвращению любимое севрское детище будет отделано «под ключ». Разве останется какая-нибудь мелочь: разместиться, обиходить фруктовый сад, устроить поудобнее кабинет… О, какие это будут преприятные хлопоты…

Итак, ещё в сентябре 1837 года Оноре за четыре с половиной тысячи франков приобрёл у некоего ткача Варле землю и небольшой домик, а вслед за этим и прилегающий к нему участок.

Десятого октября Бальзак пишет Ганской: «Я купил здесь небольшой участок земли – около сорока першей, на котором мой свояк построит