Надежда была лишь на то, что главы ведомств, делившие в вопросах Геенны один разум на всех, будут смирнее в силу отсутствия главного создателя идей – Сонрэ был занят на передовой.

Сестра всегда крайне любила выражение «Кто не рискует – не имеет права называться эрейцем», и в этот раз старший брат готов был к ней прислушаться. Лайет стоило вывозить – всех, кого получится, как можно дальше к северу. Возможно, даже в Чертоги, которые лично он считал идеалом крепости, защищённым не только искусственной стеной, но и природной: Три Сестры, вершины которых были вечно покрыты снежной вуалью, надёжно берегли это место от чужаков. Какими бы умелыми лжецами ифриты не были, имелся небольшой шанс обмануть их пустым городом и заставить осесть в нём с мыслью о своём превосходстве. Это дало бы армии отличный шанс для взятия столицы в кольцо.

Несмотря на то, что к тактике осады Самаэль всегда прибегал в последнюю очередь, здесь она казалась наилучшим вариантом – гораздо легче было бы брать противника измором, чем позволять ему прорубаться через людей и уменьшать количество боеспособного населения.

– Можно?

Слишком глубоко нырнувший в свои мысли, он пару раз моргнул и сообразил, что всё это время пялился на пятно на бумаге, оставленное стаканом, когда поставил его на край стола. Умудрился забыть даже, что до этого сидел и пялился на карту в надежде прийти хоть к каким-то идеям.

Пришёл по итогу, но пергамент всё равно было жалко, как и самого себя: на пороге, скромно улыбаясь, стояла Санбика.

Гнать её просто так, без особой причины, не хотелось, но и оставлять рядом с собой желания не нашлось, поэтому Самаэль, украдкой вздохнув, снова уставился на карту.

– Смотря, с какой целью.

– Спасти армию от потери генерала, забывающего про обед.

Первый тави нахмурился, поначалу не поняв услышанного, но потом взглянул в окно. Разобрать что-то с учётом проливного дождя и свинцовых туч, зависших над столицей, было сложно, но навскидку удалось вычислить, что просто так с одним жалким стаканом сока он просидел как минимум час, а то и больше.

Только теперь до него долетел запах тушёного мяса и свежей выпечки, и организм урчанием в животе напомнил – обед ты, дорогуша, успешно пропустил.

– Да,– он повнимательнее присмотрелся к Первородной, наконец, заметив в её руках серебряный поднос.– Можно. Проходите.

Получив разрешение, Санбика расцвела на глазах – заулыбалась, осмелела и поспешно, пока не передумали, юркнула в помещение, захлопнув за собой дверь. На карту приземлился поднос, примявший настрадавшийся за прошедшее время пергамент.

Запахи не обманули – на двух тарелках действительно находились сырные лепёшки и мясо с овощами.

– Вот, прямиком с кухни,– Санбика присела в свободное кресло и с улыбкой сложила руки на коленях.– Они были только рады что-то для Вас приготовить.

– Можно на «ты»,– пробормотал Самаэль, взявшись за вилку.– В этих стенах, по крайней мере.

– Правда? Спасибо.

Мужчина недоверчиво глянул на Первородную – она была первой на его памяти, кто искренне благодарил за что-то подобное.

Уходить женщина не собиралась, да и весомого повода её вытолкать за порог не было, поэтому, немного подумав, Самаэль решил просто съесть то, что дали, а потом под предлогом «будьте любезны вернуть на кухни», снова получить шанс сидеть в одиночестве и пялиться на карту.

Проблема оставалась только одна: молча есть и чувствовать на себе чужой взгляд было неуютно. Стоило хотя бы из вежливости о чём-то поговорить, но ни одна подходящая тема в голову не лезла.

– Сама-то ела?– он не нашёл ничего лучше, чем обсуждение еды.– Как я понял, в Пантеоне мясо… не приветствуют.

– Потому что каждый зверь имеет право на жизнь,– со знанием дела пригрозила пальцем Санбика.– Овощами и травами тоже можно прекрасно наедаться. Но я поела! Спасибо, что спросил.

Если бы так пошло и дальше, к концу разговора на слово «спасибо» у него бы появился рвотный рефлекс. Этих благодарностей уже было слишком много за последние пару минут.

Тихонько хмыкнув в качестве ответа, Самаэль вернулся к обеду, между делом размышляя о предпочтениях Первородных. Они звучали странно хотя бы, потому что все пятеро были валакхами – высшей ступенью всех имевшихся пищевых цепей. Эти твари могли есть все, что угодно, одарённые природой четырьмя рядами мощных и острых, как бритвы, зубов, которые в человеческом облике успешно скрывали. Силы в укусе было достаточно, чтобы перемалывать кости, не говоря уже о том, чтобы отрывать куски мяса целиком.

Не будь перед глазами долгое время живого примера, он бы допустил, что валакх может себя смирять в вопросах пищи, но, если нынешний Владыка проводил без охоты больше двух месяцев, он становился ещё более дёрганым, чем обычно, остро реагировал на всех окружающих и исходил слюной не только на живую скотину, но и на своих подчинённых. Больше того – в юные годы тави не раз слышал, как Айорг жаловался Сибилле Гринд, что её еда хороша, но от отсутствия в пасти живого мяса зубы ноют невозможно.

Ещё Айорг мог при желании распахнуть пасть пошире самой крупной королевской энгары, и Самаэль попытался представить такое же зрелище на Первородной, заинтересованно осматривавшейся в помещении. Вышло плохо.

– Исправь, если ошибаюсь,– он все же решил уточнить,– но вы ведь валакхи, все шестеро. Ваш старший долго без охоты не может – на окружающих кидаться начинает.

Санбика коротко вздрогнула и вернулась к собеседнику взглядом.

– Ну…– она замерла в неуверенности, пытаясь подобрать слова.– Да, конечно… Но через пару лет становится проще.

– Он ведь жил с вами в Пантеоне. И долго, насколько мне известно. Что же, получается,– Самаэль указал на женщину вилкой,– сила воли у него слабая?

– Возможно. Я не уверена.

– Что-то мне подсказывает, что ответ на мой вопрос «нет». Будь иначе, он бы не научился перемещаться на руках за те четыреста лет.

Разговор пошёл в правильном направлении – необходимом для того, чтобы по завершении трапезы у Первородной не осталось ни единого желания задерживаться.

Василиск сквозь зубы признавал, что в Пантеоне никогда никто не был святым от начала и до конца, но первый и последний визит туда показал, что его старшие братья и сестры вообще отказывались верить в подобное. Они мнили себя до кончиков волос правильными и видели в обвинениях Айорга касательно нынешнего его состояния ног оскорбление, а не указание на имеющий место быть факт.

– Ты ведь знаешь, что его называют Отцом Лжи. Нельзя верить всему, что он говорит. Четыреста лет он не ползал.

– Я знаю, что Отцом Лжи называют того, по мановению чьей руки нашу армию при Болотистой Пади сегодня потрошат ифриты. Айорга так решили звать только вы, по совершенно неясным мне причинам.

Идея завести болтовню в нужное русло сработала быстрее, чем ожидалось. Санбика на последних словах мгновенно переменилась в лице и, ворча что-то о «слепой вере не тем людям» направилась на выход.