Шрифт:
Закладка:
– Великая победа, – улыбнулся Бальб, когда легионеры снова погрузились на корабли, чтобы вернуться на полуостров. – Возвращаемся в Гадес? – спросил он, не сомневаясь в ответе.
– Нет, – отозвался Цезарь, с палубы глядя на север. – У нас отличный флот, а в Галлеции[108] есть олово. Нам не удалось добраться до рудников Бриганция через непроходимые леса и горы к северу от Дурия, но мы сможем прийти туда по морю. Мне нужны корабли, полные легионеров, оружия и провизии, для похода на север. Отправляемся завтра на рассвете.
Бальб кивнул. Такой поход не входил в его расчеты, но это был дерзкий замысел, который мог увенчаться успехом. В любом случае, имея флот, всегда можно быстро и безопасно вернуться вдоль берега.
Север был относительно неизведанной землей для моряков из Гадеса: они привыкли торговать и развозить товары по всему бескрайнему морю, которое римляне уже называли «нашим», но редко огибали полуостров. Это были опасные, враждебные земли. В то же время раньше с ними не было трех вооруженных римских легионов для защиты кораблей, а их присутствие меняло все.
Сухие острова[109]61 г. до н. э
Цезарь сошел с корабля и приказал легионерам сделать то же самое, чтобы у каждого была возможность ступить на берег и размять мышцы после нескольких дней плавания.
Он задумчиво прогуливался по берегу, за ним шагал Бальб.
Сколько хватало глаз – дюны и песок. Острова оправдывали свое название, хотя их внутреннюю часть покрывала растительность. С берега было видно море, вдававшееся в сушу, словно устье огромной реки.
– Эти берега могут быть опасными, – сказал Бальб. – Рифы, скалы и островки трудно увидеть в тумане. Мы должны тронуться в путь до осени. Мне кажется, при дурной погоде среди этих скал бушуют волны.
Цезарь последовал совету Бальба, и его флот поплыл быстрее.
Бриганций[110]
Появление римского флота ужаснуло обитателей этой области, занимавшихся добычей руды. Никогда прежде они не видели одновременно столько судов, тем более таких больших. Шум приближавшихся кораблей, бурление воды, разрезаемой множеством килей, произвели на них огромное впечатление, и никто не осмелился перечить Цезарю.
Трюмы быстро наполнялись оловом, стоившим дорого и встречавшимся редко. Цезарь заполнил бесценным грузом трюмы двенадцати торговых судов. Целое состояние! Вот теперь он и впрямь получил, что хотел: замирил племена на северной границе Дальней Испании, добился крупной военной победы над лузитанами и добыл много руды, чрезвычайно ценившейся в Риме. Вдобавок его провозгласили императором. Он мог выплатить долги и потребовать от Сената триумфа. Он готов был избираться в консулы. Оставалось уладить один вопрос: согласно законам Суллы, все еще действовавшим в Республике, сенатор не мог стать консулом, пока не достигнет сорока двух лет, а Цезарю было всего тридцать девять. Это усложняло дело, но сейчас, стоя на палубе и подставив лицо океанскому ветру, он лишь молча улыбался. У него уже сложился замысел.
– Когда-нибудь Риму придется присоединить эти земли, – сказал он Бальбу, не отрывая взгляда от моря, – но сейчас у меня нет на это времени. Я должен немедленно вернуться в Рим.
Бальб послушно прождал несколько дней, но, увидев вдали Гадес, все же напомнил Цезарю о его обещании:
– Ты сказал мне, что по возвращении…
Цезарь его перебил:
– Я обещал, что по возвращении возьму тебя с собой в Рим.
– Так и есть.
– Так и будет, – подтвердил пропретор. – Цезарь всегда выполняет свои обещания. К тому же ты действительно нужен мне там.
– Я нужен тебе в Риме… для чего? – удивился Бальб.
Он не понимал, чем может быть полезен Цезарю в столице мира, его мира, где Цезарь был сенатором и стал сперва эдилом, потом претором, пропретором и понтификом. Что он, Бальб, может дать этому всемогущему римлянину в его родном городе? В Испании – да, но в Риме?
Цезарь прочел замешательство в лице своего испанского друга и развеял его сомнения.
– Во время войны с Серторием ты вел переговоры с Метеллом Пием и Помпеем, правда? – спросил он, желая услышать подтверждение того, что знал и так.
– Верно.
– Метелл, как ты знаешь, умер несколько лет назад, но Помпей продолжает свое восхождение, стяжая могущество и богатство. Он вот-вот вернется из Азии, где покорил множество восточных царств и одержал победу над Митридатом. Сейчас он силен как никогда. Моя победа над лузитанами – капля в море по сравнению с его громким успехом. Мне нужно вступить с ним в переговоры, но он ни за что не пожелает иметь дело со мной самим. Наши отношения очень непросты. Мы были и остаемся врагами, однако я хочу обсудить с ним одно чрезвычайно важное дело. В прошлом я не раз голосовал за него в Сенате, но все равно Помпей не захочет договариваться со мной ни о чем, – во всяком случае, поначалу он упрется. Зато он согласится увидеться с испанским вождем, знакомым ему по годам войны с Серторием, – вождем, который всегда держал свое слово. Вот для чего ты нужен мне в Риме: чтобы помочь заключить договор с самым могущественным человеком в мире – с Помпеем.
LXXIX
Великий триумф Помпея
Италия
61 г. до н. э.
Пока Цезарь сражался с лузитанами, Помпей вернулся из Азии.
Сойдя на берег в Брундизии, он первым делом отправил в Рим письмо государственной почтой, объявляя о своем решении развестись с Муцией Терцией. Помпей утверждал, что жена изменила ему, а на самом деле мстил ей за то, что ее родственник Минуций Терм не поддержал предложение Непота вверить Помпею войско для борьбы против Катилины.
Помпей никого никогда не прощал.
В то же время брак всегда был для него средством решения государственных дел, и возвращение к холостяцкой жизни давало ему новые возможности в этой напряженной обстановке, когда отношения между популярами и оптиматами накалились до крайности. Сам он считал себя вождем третьей партии – своей собственной, которая отстаивала его личные интересы.
– Может, двинем легионы на Рим, как Сулла? – осмелился предложить Геминий.
Афраний, который тоже присутствовал при этой частной беседе в гавани Брундизия, где выгружались богатства, доставленные с Востока для роскошного триумфального шествия в Риме, посмотрел на него с тревогой. Он не был сторонником таких крутых мер. Чтобы его успокоить, Помпей покачал головой и заговорил, задумчиво глядя на пришвартованные