– Если желаешь остаться здесь, скажи хотя бы, что передать госпоже… – Удивленная, служанка приблизилась. – Кто ты такая?

– Хорошо, я пойду в атриум, – ответила рослая женщина, не открывая лица. Однако голос ее был таким низким и хриплым, что у рабыни не осталось сомнений: перед ней не женщина, а мужчина.

Мужчина!

В разгар священных женских обрядов Благой богини!

– А-а-а-а! – завопила рабыня, выбежала вон, голося на весь дом, и ворвалась в атриум. – Мужчина, мужчина!

Помпея, обе сестры Цезаря и юная Юлия растерялись. Аврелия схватила рабыню за руку и ударила по лицу:

– Перестань орать и внятно объясни, в чем дело.

Рабыня замолчала, взяла себя в руки и четко ответила:

– В спальне хозяйки Помпеи прячется мужчина. Одет как женщина, но огромного роста и говорит мужским голосом. Это мужчина. Я уверена, госпожа.

– Этого не может быть… Как ты говоришь… в спальне Помпеи?

Последние слова Аврелия произнесла громко, чтобы слышали все.

Она отпустила бедняжку и, взглядом велев более опытным рабыням следовать за собой, направилась в спальню невестки, но внезапно остановилась: ей нужен более надежный свидетель. Она посмотрела на Юлию, старшую сестру Цезаря, и та немедленно, хотя и не без тревоги последовала за ней.

– У нас нет оружия, – сказала Юлия Старшая.

Замечание было весьма уместным. Аврелия остановилась.

– Идите на кухню и принесите ножи, – приказала она рабыням. Дело становилось все серьезнее и опаснее.

Аврелия и Юлия Старшая ждали. Тут появилась Помпея.

– Что происходит? – спросила она.

– Это ты нам объясни, – ответила Аврелия. – Мы направляемся в твою спальню. Кого ты там прячешь?

– Никого не прячу… – пролопотала растерявшаяся Помпея.

– Ты знала, что этой ночью будешь спать одна, – продолжала Аврелия, – потому что твой муж и мой сын, как и остальные мужчины, не может оставаться в доме во время празднества Благой богини. Ты знала, что тебя никто не побеспокоит и что в доме не будет ни вооруженных людей, ни рабов. Кого ты привела, кого пригласила на свое ложе, Помпея?

– Я никого не приглашала… я не знаю, о чем ты говоришь… – заикаясь, ответила Помпея.

Ее сотрясала дрожь. Она чувствовала, что дела плохи, что ей грозит опасность. Это не укладывалось у нее в голове. А может, свекровь все подстроила?

Пока Помпея размышляла, женщины во главе с Аврелией и старшей сестрой Цезаря добрались до главной спальни. Бабища забилась в темный угол, но, увидев, что в комнату гуськом входят женщины, поняла, что прятаться бессмысленно, и бросилась им навстречу, надеясь прорваться к выходу и сбежать. В свете масляной лампы с ее густо накрашенного лица слетело покрывало.

– Это мужчина! – воскликнула одна из рабынь.

– Это Клодий, – отметила Юлия Старшая.

– Клодий, – подтвердила Аврелия, довольная, что дочь опознала злоумышленника первой: теперь все выглядело достовернее.

На несколько секунд все женщины, и матроны, и рабыни, застыли в изумлении, сжимая рукоятки кухонных ножей. Им не хватало ни силы, ни умения сколь-нибудь действенно применить свое оружие.

Клодий воспользовался их замешательством, оттолкнул тех, кто стоял ближе, и пронесся к выходу мимо остальных, не знавших, как остановить такого сильного мужчину. Он промчался по коридорам Общественного дома, достиг задней двери и вышел через нее так же, как вошел. Вскоре рослый мужчина, все еще одетый в женское платье, исчез в сумерках, спустившихся на римские улицы.

Общественный дом

На другой день

– Завтра же объявлю твоей семье, что развожусь с тобой, – проговорил Цезарь, глядя в лицо Помпее, стоявшей посреди атриума.

– Я не имею ничего общего с Клодием, – сердито возразила Помпея. – Все это кто-то подстроил. Наверняка ты сам… или твоя мать. А может, вы оба.

Они были одни.

Цезарь не стал спорить и перешел к главному:

– Мы могли бы поладить, Помпея, но ты во всем перечила мне и, что хуже, моей семье. Ты заставила мою дочь стыдиться того, кто она такая, и грубила моей матери. Я мог бы смириться с твоими причудами и выходками, если бы ты вела себя так только со мной, но я не могу допустить подобного по отношению к моей дочери и моей матери. А теперь возвращайся в свою семью, поскольку ты, внучка Суллы, никогда не хотела стать частью моей.

Помпея собралась было взмолиться, чтобы он так с ней не поступал, но помешала гордость. Римляне не одобряли прелюбодеяния, хотя и смирялись с ним. В семьях государственных мужей браки заключались по расчету, и было понятно, что, подстегиваемые похотью или тем, что поэты называют любовью, мужчины и женщины становились жертвами Купидона и искали удовольствия в чужих спальнях. Помпея и сама подозревала своего мужа в прелюбодеянии. Но ни в коем случае не допускалось, чтобы в священную ночь Благой богини женщина переспала с мужчиной, который не был ее мужем, – это могло настроить богов против Рима. Такое не дозволялось никому.

Это было настоящее преступление, – во всяком случае, так считала Помпея.

– Не разводись со мной… пожалуйста, – наконец пробормотала она, придушив свою гордость.

Помпея не привыкла умолять, но отлично видела свое будущее: Цезарь отрекается от нее, и, скорее всего, из-за того, что произошло в эту проклятую священную ночь, так же поступит и ее собственная семья. Помпея была одинока и растеряна.

Цезарь медленно встал и подошел к ней:

– Я скажу всему Риму, что отрекся от жены, потому что жена Цезаря должна быть выше подозрений[98]. Но поскольку сейчас мы одни, я признаюсь, что причина нашего развода – не в нарушении внешних приличий. Мы могли бы обо всем договориться, все обсудить и прийти к согласию… – Он наклонился и шепнул ей на ухо: – Но ты покусилась на мою дочь, самое ценное и священное, что есть в Риме. Никто, слышишь меня, никто и никогда не сможет и не посмеет ее обижать. А теперь вон из моего дома.

Помпея кивнула, но не двинулась с места.

– Ты уверен, что хочешь этого, Гай? – спросила она.

– В жизни не был ни в чем так уверен.

Она снова кивнула:

– Это ударит по тебе самому. И тебе будет больно, муж мой, очень больно.

Цезарь был великим государственным мужем и искусным военным, но в личных делах ему еще многое предстояло узнать, и он сделал то, чего ни в коем случае не стоило делать. Он позволил себе бросить вызов оскорбленной женщине:

– Собираешься нанести ответный удар? Честно говоря, не вижу, как это может быть тебе под силу.

И ушел к себе, оставив ее посреди атриума.

Глядя себе под ноги, на мозаику, Помпея, внучка Суллы, поклялась отомстить. Но не