Шрифт:
Закладка:
Первые дни января, чтобы отвлечься от тягостных дум, всей семьёй много ездили и гуляли по большому городу. В Нижнем было, что посмотреть — один построенный в семнадцатом веке старинный каменный Кремль, со стен которого открывался величественный вид на широченную, скованную льдом, заснеженную Волгу, чего стоил. Полдня с открытым ртом пробродив по выставочным павильонам знаменитой Нижегородской ярмарки, Клыч обалдел от увиденного. Уму непостижимо, чего только люди не изобрели, пока он лучшие годы жизни по зонам гробил! От души Володя поржал над раскрытой ему местными тайной третьей ступеньки памятника лётчику Чкалову. Оказалось, если встать на третью ступень лестницы справа от пьедестала, то увидишь, как легендарный Валерий Палыч, рубанув правой рукой по локтю левой, показывает всему городу болт. А если прямо смотреть, то ничего особенного — просто лётную крагу Чкалов поправляет. Кроме того, Клыч расширил кругозор, узнав, что слово «чебурашка» не где-нибудь, а в Нижнем Новгороде придумали. «Чебурашкой» здесь при царе ещё окрестили «Ваньку-встаньку», который сам вставал на ноги, как его ни швыряй. Сходили в цирк вместе с малышом. Вовку с первой минуты происходящее заворожило, распахнув глазёнки, дыхание затаив, он смотрел на происходящее шоу, вместе со всеми забавно хлопал в ладоши. Но когда увидел клоуна, испугался и залился горючими слезами. Успокоить ребенка маме с папой, несмотря на все старания, не удалось, пришлось уходить с середины представления.
Томясь в вынужденном отпуске, Клыч каждый день выходил на связь со своей правой рукой — Зингером. В Острог звонил с разных переговорных пунктов, мобильным не пользовался, остерегался прослушки. Гера Зингер плохие новости сообщал. После обнаружения трупов менты принялись шерстить весь город не по-детски, Геру тоже трамбовали в «шестом отделе». Менты в открытую заявляют, что мочилово организовал Клыч, потому он сразу и сдернул. Хрен бы с ними, с мусорами, у них языки как метлы поганые… плохо, что похожая шняга[158] промеж блатных гуляет. К примеру, Рог, повстречав Зингера в кабаке, спросил с подколом, не желает ли он на Катаева Сергея Альбертовича поработать. Мол, Клычу, всё равно кранты, его скоро или менты приземлят надолго или кореша убитых завалят. В бизнесе — Гера говорил — дела шли ни шатко, ни валко, в новогодние каникулы движуха по всем темам тормознулась, народ тупо бухал в своих конурах да телик зырил. Один подшефный коммерс, насобирав слухов про Клыча, отказался было платить, пришлось Зингеру сделать ему нравоучение, чтобы отслюнявил гунявый денежку.
После телефонных переговоров Клыч впадал в оцепенение. И было от чего, тупое сидение на жопе за двести километров от родного города решению проблем не способствовало, напротив, с каждым днем их приумножало. И взбрыкнувший коммерсант — первая ласточка. Влияние, оно завоёвывается трудно, а теряется на раз. Не каждого, причём, образумишь словом, а к жёстким мерам сейчас прибегать не время, менты только и ждут, чтобы он оскоромился. Бойцов под Зингером всего четверо, из которых только двое проверенных пацанов, а двое других — молодняк. Хорошо хоть на Геру он может как на себя положиться. С малолетства они корешатся, Гера не продаст. Но за дядиной спиной, какой бы широкой она ни была, не отсидишься, надо скорее возвращаться.
Улучив удобный момент, Клыч напомнил Барону о себе. Намекнул ненавязчиво, а вор всё равно в ответ ощетинился: «Думаешь, керя, я мозги пропил, забыл про тебя?». Законнику по рангу полагалось помнить всё. Клыч извинился за бестактность, хотя видел, что Барон вторую неделю дизелит напропалую, причем каждый день до тех пор, пока не вырубится. Шестого января под вечер вор вытащил кента из его берлоги с нижегородской братвой пообщаться. Клыч, понимавший, что на людях путного разговора не получится, всё-таки надеялся на везение. Не подфартило, общение с честной братвой вылилось в грандиозную двухдневную пьянку. Как в калейдоскопе, сменялись люди, бл*ди, хаты, бары, кафухи, кабаки, казино, сауны, гремела музыка. В вора, будто бес вселился, он желал, чтобы праздник не кончался. Клыч знал — попал в стаю, лай, не лай, а хвостом виляй. И он чокался с правильными пацанами и пил, потому, что отказать было нельзя, хозяев оскорбишь отказом. По началу половинил, пытался удержаться вполпьяна, но в процессе дядя Вино одолел его и Клыч покорился течению бурного алкогольного потока.
В место своего временного обитания после круиза по злачным местам он возвратился глумной, расхристанный, без денег. Почерневшая, с ненавидящим взглядом Ленка встречала у порога, сжав губы в куриную гузку. За последние двое суток, к гадалке не ходи, она похоронила беспутного мужа не единожды. Слава богу, хватило у бабы ума не выяснять отношений с пьяным. Может и не в уме дело, а просто побоялась, зная, что нетрезвый Володя на себя обычного не похож, и что кулак у него чугунный. Разговор состоялся утром на кухне, за закрытой дверью — в комнате спал ребенок. Ленка заявила, как о решенном: «Едем сегодня же домой, не можешь сам, отправь нас с мальчишкой». Клыч сидел на табуретке в одних трусах, массировал левую сторону безволосой груди, теребил массивный золотой крест на цепуре, тяжело глядел в чёрное окошко, за которым не было и намёка на наступление нового дня. Ему отчаянно хотелось опохмелиться, но он зарекся, что не пойдет лёгким путем, будет переламываться на сухую. Клыч прикидывал, какие доводы подействуют на Ленку, которой следовало внушить, что пока о возращении домой не стоит и заикаться.
Только он открыл рот, жена вздумала фыркнуть, как кошка, демонстрируя пренебрежение к его словам. Пришлось Клычу врезать по столешнице так, что, испуганно звякнув, подпрыгнули чашки, и перевернулась солонка. Зная, к чему просыпается соль, Ленка притихла. Клыч велел сделать ему чаю покрепче, с лимоном и продолжил говорить. В результате паритет был достигнут на какое-то время.
Тугой резиной потянулись дни ожидания. Пресс
