хрустов, захваченный с собою в путешествие, таял. Жизнь в Нижнем по дороговизне не уступала московской. Барон канул в неизвестность, труба его отвечала, что абонент не доступен, положенец Джаббар, дитя гор, темнил, уклончиво советуя: «На твоем мэсте, Володя, я бы ещё пагастыл».

Двенадцатого января во время очередного сеанса связи с малой родиной, Зингер ошарашил его новостью, что несколько часов назад в городе мочканули Серёгу Рубайло. Выслушав известные Гере подробности, Клыч взвился. Убийство Рубайло, поставленного москвичами смотрящим над «Первомайским» рынком после смерти Зябликова и Калинина, по его убеждению, кардинально перетасовывало все расклады. Теперь ежу должно стать понятно, чья собака здесь порылась. Кто поверит в то, что человек Катка случайно завалил Рубайло? Клыч ликовал, искренне полагая, что отсутствие в Остроге во время последних событий реабилитирует его полностью. Самое время действовать, а от Барона — ни слуху, ни духу.

Вор, будто его мысли прочитал на расстоянии, объявился в тот же вечер, около восьми. Позвонив, назначил встречу в кафе «Алые паруса», в своей резиденции. Клыч помчался на противоположный конец города, по дороге на проспекте Гагарина едва одного чайника, заглохшего у светофора, не догнал.

Законник ждал в отдельном кабинете, трезвый до скрипа, собранный. О недавнем запое напоминала лишь одутловатость лица и тёмные пятна под глазами. Ужинали вдвоем, без спиртного. Клыч сообщил последние острожские новости, при этом, как ни старался, возбуждения скрыть не сумел. Барон подцепил с тарелки осклизлый солёный груздок знаменитой шахунской засолки, повертел вилкой, раскладывая услышанное по полочкам.

— Ночью в Москву стартую, — веско сообщил он, пристально глядя в глаза сидевшему напротив Клычу. — Вопрос твой разруливать.

Клыч внимал законнику, затаив дыхание. По годам вор был гораздо моложе его, всего тридцать четыре ему в прошлом году стукнуло, тем не менее, собеседником без всякого лизоблюдства он воспринимался как человек, умудрённый жизнью. Вор — есть вор, и мериться с ним годами, в том числе, проведенными за решёткой, вздумает только дебил. Барон был судим два раза, за хулиганку и за ДТП с трупом, отсидел по молодости год на усиленном режиме. С таким бросовым послужным списком по старым понятиям его к короне никто бы и близко не подпустил, но на дворе — другие времена. Короновали Барона в девяносто пятом на всероссийской сходке в Ростове. Уважаемые люди разглядели в духарном парне лидера, и как показали последующие события, не ошиблись.

Вор ел вяло, аппетит после новогоднего загула к нему не вернулся. Клыч, глядя на Барона, не решался навалиться на остывавший в блюде шашлык из говядины и телятины, который в заведении бесподобно готовил шеф-повар, грузин.

— Теперь-то, после того как нового их смотрящего вальнули, ясно ведь стало, что я не при делах? Скажи, Вень?

Законник наколол зубчиками вилки еще один черный груздь. От убоины его воротило, а солёненькое душа принимала. Неторопливо прожевал, посмотрел на Клыча снисходительно, как на маленького.

— Володя, а чего, теперь из другого города мокроделов посылать запретили?

Клыч рукой взял кусок сочного мяса, обмакнул в аджику, целиком отправил в рот и мерно заработал челюстями. По сути, вор назвал его ослом. Озвученный им вариант, безусловно, приходил Клычу в голову, но он полагал, что другие так не подумают — слишком сложно.

— Этот Дато — та ещё рыбина, — Барон налил себе в бокал минералки, сделал большой глоток. — В последнее время он на Москве сильно приподнялся. Разговор предвижу не простой. Папуасы[159] борзеют, всё под себя норовят подмять. Чую, в этом году скучать нам не придётся. Как там с моей темочкой, двигаешь?

Клыч ждал этого вопроса, был готов к нему. Собственно, вор подписывался держать за него мазу исключительно из меркантильных интересов. По всем приметам близился новый этап гангстерских войн, для которых нужно оружие. А Острог — на всю страну известный город оружейников. Кроме того, в нем учебная дивизия дислоцируется. Перед последней своей посадкой Клыч подогнал Барону в Нижний партию железа[160]. Тогда-то они и скентовались конкретно. А свёл их земляк Барона, чалившийся в свое время вместе с Клычом на «шестёрке».

— Вень, всё на мази, — в момент, когда, по сути, решалась его судьба, Клычу оставалось только демонстрировать твёрдую уверенность, — три «акээма», два «макарки», ящик гранат. Всё чистое, со складов. Головняк в одном — меня в городе нету. Чем скорее вернусь, тем скорее гостинцы отправлю.

Не выносивший тонких намёков на толстые обстоятельства законник покривился.

— Ла-адно, прорвёмся, — он допил минералку, поставил бокал и обвел рукой стол, — Ты чего жмёшься, Володя, как целка валдайская, не жрёшь ничего. Вижу, слюни у тебя текут. Я поехал, надо поспать немножко перед дальней дорогой. А ты похавай как следует, всё за счёт заведения.

— Удачи, Вень, — Клыч вскочил одновременно с поднявшимся Бароном, протянул через стол руку.

Вор покосился на испачканные в жиру пальцы кента, выразительно повел бровью. Клыч отреагировал на укор моментально, выдернул из подставки бумажную салфетку, вытер руку.

Рукопожатье получилось смазанным. Барон удалился, а Клыч нажал на кнопку вызова халдея, и когда тот прискакал, заказал сто пятьдесят водки. Хорошее начинание следовало в обязательном порядке смазать, чтобы оно наперекосяк не пошло.

7

13 января 2000 года. Четверг.

08.00 час. — 10.30 час.

По дороге на работу Маштаков, словно бреднем, сгрёб весь ассортимент плохих примет. Сперва в подъезде ему встретилась соседка с пустым мусорным ведром. Зачем пенсионерке, у которой весь день свободен, понадобилось в половине восьмого утра по январской темени тащиться на помойку, здравомыслящему человеку не понять. Не реагируя на Михино добрососедское «здрасьте, тёть Паш», престарелая женщина, цепляясь за перила, тяжко карабкалась вверх по лестничному маршу. Этим дело не ограничилось. Во время пересечения двора у трансформаторной будки дорогу перебежала чёрная кошка. Стремительная и тощая, она бесшумно порскнула через пятно неживого неонового света, падавшего от единственного фонаря, из темноты — в темноту. Затем под аркой Маштаков крепко споткнулся на правую ногу. Все три раза он добросовестно трижды поплевал сначала через левое, а потом — через правое плечо. Подобную привычку отгонять нечисть он приобрёл ещё в школьные годы. Считал, что оба его плеча оседлали бесыискусители. Миха не был суеверным, он просто верил в судьбу, а перечисленные события считал предупреждениями о близких неприятностях. Приметы обманывали редко.