Что же это были за люди, эти испанцы XVIII века? По всем данным, их нравственность была на высоте, если сравнивать с их сверстниками в Англии или Франции. Их глубокая религиозность, их мужество и чувство чести, их семейная сплоченность и дисциплина служили сильным корректором их сексуальной чувствительности и драчливой гордости, даже если при этом санкционировался страстный шовинизм расы и веры. Сексуальный отбор способствовал мужеству, так как испанские женщины, желая получить защиту, дарили свои самые пьянящие улыбки тем мужчинам, которые осмеливались сражаться с быками на арене или на улицах, или быстро обижались и мстили за оскорбление, или возвращались со славой с войн.

Сексуальная мораль смягчилась с притоком французских идей и способов. Девушек тщательно оберегали, и согласие родителей (после 1766 года) было обязательным условием для вступления в брак; но после замужества женщины в больших городах предавались флирту. Кортехо или сисисбео — куртье или сопровождающий кавалер — стали необходимым приложением к модной женщине, и прелюбодеяния участились.73 Одна небольшая группа, мажо и махас, представляла собой уникальный аспект испанской жизни. Майосы — это мужчины из низшего класса, которые одевались как денди, носили длинные плащи, длинные волосы и широкополые шляпы, курили большие сигары, всегда были готовы к драке и вели богемную жизнь, финансируемую как можно чаще их майосами — любовницами. Их сексуальные союзы не обращали внимания на закон; часто у маджи был муж, который содержал ее, а она содержала своего мажо. Полмира знает маджу, одетую или нет, по кисти Гойи.

Социальная мораль была относительно высокой. Политическая и коммерческая коррупция существовала, но не в таких масштабах, как во Франции или Англии; один французский путешественник сообщал, что «испанская честность известна на весь мир, и она ярко проявляется в коммерческих отношениях».74 Слово испанского джентльмена было морально ценным от Лиссабона до Санкт-Петербурга. Дружба в Испании часто была более прочной, чем любовь. Благотворительность была в изобилии. Только в одном Мадриде религиозные учреждения ежедневно раздавали бедным тридцать тысяч мисок сытного супа.75 Было создано множество новых больниц и богаделен, расширены или улучшены старые. Почти все испанцы были щедрыми и гуманными, за исключением еретиков и быков.

Бои быков соперничали с религией, сексом, честью и семьей в качестве объектов испанской преданности. Как и гладиаторские игры Древнего Рима, они защищались на двух основаниях: в мужчинах должно было развиваться мужество, а быки должны были умирать, прежде чем их съедят. Карл III запретил эти состязания, но вскоре после его смерти они были возобновлены. Искусные и рискованные тореадоры были кумирами всех сословий. У каждого из них были свои приверженцы; герцогиня Альба отдавала предпочтение Костильяресу, герцогиня Осуна — Ромеро, и эти группировки разделили Мадрид, как Глюк и Пиччини разделили Париж. Мужчины и женщины ставили свои деньги на судьбу быков и почти на все остальное. Азартные игры были нелегальными, но повсеместными; даже в частных домах устраивались игорные званые вечера, а хозяйки прикарманивали гонорары.

Мужская одежда постепенно отказалась от мрачных черных одеяний и жестких воротничков предыдущего поколения в пользу французских привычек: цветной фрак, длинный жилет из атласа или шелка, бриджи до колен, шелковые чулки, туфли с пряжками, увенчанные париком и треугольной шляпой. Обычно испанка делала из своих прелестей священную тайну, облачая их в кружевные лифы и длинные, иногда с обручами, юбки, а также используя вуали мантильи, чтобы скрыть глаза, в темных глубинах которых какой-нибудь испанец с радостью погрузил бы свою душу. Но если в XVII веке дама редко позволяла мужчине видеть свои ноги, то теперь юбки укорачивались до нескольких дюймов над полом, а туфельки без каблуков заменялись остроносыми туфлями на высоком каблуке. Проповедники предупреждали, что такое непристойное обнажение женских ног добавляет опасное топливо в и без того горючий мужской организм. Женщины улыбались, украшали свои туфли, сверкали юбками и обмахивались веерами даже в зимние дни. В арсенале Изабеллы Фарнезе было 1626 вееров, некоторые из них были расписаны художниками с мировым именем.

Светская жизнь была сдержанной во всем, кроме танцев. На вечерних собраниях избегали серьезных разговоров, предпочитая игры, танцы и галантность. Танцы были главной страстью в Испании и породили разновидности, ставшие известными в Европе. Фанданго танцевали на тройную долю с кастаньетами; сегидилья исполнялась двумя или четырьмя парами, с кастаньетами и обычно с песней; ее производное, болеро, появилось в 1780 году и вскоре приобрело бешеную популярность. В контрадансе линия мужчин сталкивалась с линией женщин, попеременно приближаясь и отступая, как бы символизируя тактику вечной войны между женщиной и мужчиной; или четыре пары образовывали и замыкали квадрат в величественной контрадансовой куадраде — квадрилье. Балы-маскарады иногда собирали 3500 жаждущих танцев, а в карнавальное время они танцевали до рассвета.

Эти танцы превратили движение в живую поэзию и сексуальный стимул. «Говорили, что испанка, танцующая сегидилью, настолько соблазнительна, что даже папа римский и вся коллегия кардиналов теряют свое достоинство».76 Казанова и сам нашел, чему поучиться в Испании:

Около полуночи начались самые дикие и безумные танцы….. Это было фанданго, которое, как я с нежностью предполагал, я часто видел, но которое [здесь] выходило далеко за рамки моих самых смелых представлений….. В Италии и Франции танцоры стараются не делать жестов, которые делают этот танец самым сладострастным из танцев. Каждая пара, мужчина и женщина, делает только три шага, а затем, в такт музыке с кастаньетами, они бросаются в разнообразные развратные позы; вся любовь от ее рождения до ее конца, от ее первого вздоха до ее последнего экстаза, изложена. От волнения я громко закричал.77

Он удивился, что инквизиция разрешила столь провокационный танец; ему ответили, что он «абсолютно запрещен, и никто не осмелится танцевать его, если конде де Аранда не даст разрешения».

Некоторые из самых популярных форм испанской музыки были связаны с танцем; так, канте фламенко, или цыганское («фламандское») пение, использовало пронзительный и сентиментальный тон, которым все цыганские певцы сопровождали seguidilla gitana. Возможно, эти заунывные мелодии перекликались со старыми мавританскими напевами, или отражали мрачные черты испанской религии и искусства, или раздражающую недоступность женской формы, или разочарование, наступившее после реализации. Более жизнерадостное настроение появилось в итальянской опере (1703) и ариях Фаринелли. Старый кастрат, исполнявший трели на протяжении двух царствований, потерял благосклонность Карла III, который сверг его с престола строкой: «Каплуны