Шрифт:
Закладка:
«Если ты фашисту с ружьем
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Все, что родиной мы зовем, —
Знай: никто ее не спасет,
Если ты ее не спасешь;
Знай: никто его не убьет,
Если ты его не убьешь.
И пока его не убил,
Помолчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови»
Труднее было выключать эту всепоглощающую ненависть после того, как бой заканчивался. Это была очень сложная человеческая задача — использовать ненависть и злость как инструмент и не давать ей поглотить тебя целиком. Не позволять ей выжечь и исковеркать тебя как личность. Украинцы, будучи потомками того же народа, что и мы, отвечали нам той же монетой. Их ненависть и желание убивать москалей и русню порой в разы превосходили нашу. Но у ненависти есть обратная сторона. Ненависть ослепляет и выключает рациональный подход к процессу работы. Из-за нее солдаты теряют объективность и бдительность. Война — это рациональная профессия с эмоциональной подпиткой мотивации.
Продолжение штурма
Группа «Мегатрона», с его космическими трансформерами, быстро продвигалась по рву и в течение получаса вышла на наши старые позиции, где была накручена колючая проволока.
— «Пегас» — «Констеблю»? Наведи «Горбунка» на край леса. Мои уже в ста метрах от него, где колючка натянута. Там у них позиция сильная. Они мою группу подавляют сильно.
— Принято.
— «Мегатрон» — «Констеблю»? Доски или бушлаты на проволоку накидайте и по ним ползком!
— Попробуем.
— Не нужно пробовать, нужно делать! — подбодрил я их. — Давай, наседайте на них. У вас задача там закрепиться.
— Сделаем! — более уверенно ответил предводитель трансформеров.
«Мегатрон» был из зоны для бывших сотрудников.
До зоны он служил в армии и был старшим лейтенантом связи. Это лицо бросалось в глаза и не соответствовало тому месту, в котором он оказался. Он напоминал мне Андрея «Эрика», которого ранило в первые дни. Он пришел с тем же пополнением, что и Володя «Горбунок». Не представляя, как он может стать штурмовиком с таким лицом, я оставил его в эвакуации. В какой-то момент из-за больших потерь мне пришлось выдернуть его оттуда и сделать командиром группы. Наличие военного образования и опыта армейской службы давали надежду, что он справится. Буквально с первых дней он своими действиями доказал, что я заблуждался на его счет. За этим наивным лицом скрывался талант руководителя и командира. Он четко и грамотно выполнял поставленные задачи и командовал видавшими виды заключенными. Его внешность никак не мешала его профессионализму и личной храбрости. Он стал для меня особенным бойцом. Я относился к нему как к младшему брату, за которого мог гордиться.
Володя договорился с ВДВшниками, которые помогали нам минометами, о временном безлимите на боеприпасы и разошелся на полную. Наши «тяжи» совместно с ними стали крыть укреп из АГС, «Сапогов», 82-х минометов и сто двадцатимиллиметровой установки «Нона». Я видел через камеру квадрокоптера, как забегали их группы эвакуации, вынося «трехсотых». 24-й ОМБр были достойными противниками и, если бы не эта непонятка с их национализмом, мы могли бы отлично понимать друг друга как воины.
«Национализм как идея — это, конечно, ущербная идеология. О том, что ты великая нация, может кричать только нация, у которой врожденный комплекс неполноценности. Нация, которой нечего предъявить другим народам в виде своих реальных достижений. Той нации, которая реально играет важную роль на мировой арене, достаточно простого уважения к самой себе и действий, которые и говорят другим о ее величии. Ей нет нужды доказывать что-то словами. За нее говорят ее дела и история. По-настоящему сильная нация не нуждается в пропаганде. Как говорил апостол: “Я проповедую благую весть! И иногда я делаю это словами”».
Я размышлял наблюдая, как мои бойцы из другой группы под командованием «Миннеаполиса» идут с юга на север — от позиции Жени «Айболита» — и приближаются к этой же позиции вдоль садов.
«Русский давно стало вненациональным понятием.
Русский — это тот, кто думает и разговаривает на русском языке. Поэтому те ВСУшники, которые воюют за Украину и, при этом, думают и разговаривают на русском, на самом деле воюют сами с собой. Со своей идентичностью. А это внутренний конфликт».
У бойцов из 24-й ОМБр никакого внутреннего конфликта не было. Это были те самые идейные украинцы, потомки тех, кто воевал с поляками и советской армией. Бились они самоотверженно.
Время приближалось к четырем вечера, а группа «Мегатрона» по-прежнему рубилась с украинцами, упершись в мощный укреп на краю леса, за которым находился еще более мощный укреп в лесу. Оборона здесь у противника готовилась годами.
Группа, которая продвигалась с юга, тоже смогла выбить и взять несколько окопов, перебив всех, кто там находился. По ним стал работать миномет, и командир-однодневка «Миннеаполис», продержавшись на этот раз три дня, получил осколочное ранение под лопатку. Осколок зашел ему сбоку броника.
— «Констебль» — «Артеку»? «Миник» «триста» тяжелый. Командование принимаю на себя. Позывной «Артек».
— «Будь готов»!
— Что? — не понял меня «Артек».
— Ничего. Проехали.
Ему было всего двадцать три года, и он, как и я, не застал пионерию и естественно не знал девиза и отзыва пионеров: «Всегда готов!». Но он был хороший и умный паренек и уже успел себя зарекомендовать как смелый и дерзкий боец.
— Короче… Ваша задача — продвигаться вперед. И, когда вы упретесь в проселочную дорогу, попробовать перескочить ее и зайти в тыл опорнику, у которого идет бой.
Я говорил это и мне становилось грустно, потому что я был уверен, что посылаю его на верную смерть. Задача, которую перед нами поставил командир, была рискованной и не решалась с одного наскока. Я знал, что у дороги их встретит плотный огонь, возможно, из крупного калибра, и вся эта группа вместе с «Артеком», взявшим на себя командование, может погибнуть.
«Артек»
Пока они продвигались вперед, стало смеркаться. Трое бойцов из группы «Артека» потерялись по дороге в лесополосе, а он сам и еще один боец с ним вышли к дороге, на которой было пусто.
— «Констебль», мы у дороги. Но нас всего двое, — вышел
