Но тварь не обратила на это никакого внимания, просто переступив через противника и подойдя вплотную к кровати. Когда до Лены ей оставался один шаг, пасть-воронка захлопнулась, а в глазах, направленных на девушку, появился плотоядный интерес.

Однако ожидаемого страха тварь не увидела. А раздавшийся ледяной голос Северской вообще заставил узкие зрачки превратиться практически в точки:

— Ну и что уставилась, тварь? Поверь, ты меня не впечатлил… или впечатлила.

— А ты смелая, принцесса. — Голос твари был очень тихим, приходилось прилагать усилия, чтобы его услышать, однако этот шёпот, казалось, пытается поглотить душу. — В твоем положении тебе стоит быть менее язвительной. Хотя мне всё равно, ведь я пришёл сюда за твоей энергией. — Он схватил Лену за горло и начал поднимать её. Девушка, до сих пор не пришедшая в себя, могла лишь трепыхаться.

— Знала бы ты, как долго я этого ждал. Во времена королевства я смог однажды попробовать энергию Астерико, и это было восхитительно, — и, начав раскрывать пасть, добавил: — Интересно, какова ты будешь на вкус?

Это были его последние слова, а потом Северской стало совершенно не до них, ведь из неё начала как поток уходить сила и что-то ещё более неуловимое. Это чувство было невероятно отвратительным, и только сжатая на горле рука не позволяла девушке заорать от ужаса напополам с омерзением. А поток изнутри неё становился лишь сильнее, и в какой-то момент начала приходить странная апатия.

И в момент, когда Лена, казалось, вот-вот потеряет сознание, раздался выстрел и скрежет металла. Даворатор вздрогнул, а рука, державшая жертву, внезапно потеряла силу и отпустила девушку. Удар об пол привел хранительницу в себя, и она смогла увидеть Хуана, который, опираясь на стену, держал двумя руками пистолет и всаживал пулю за пулей в тварь перед ним. Каждый выстрел явно тяжело давался мужчине, но тот, похоже, не замечал боли. Глаза бойца остекленели, и его действия стали походить на работу машины, единственное предназначение которой было уничтожать врага перед собой.

Тварь же продолжала поглощать всю энергию в комнате и вздрагивала от пуль, которые с металлическим скрежетом вскрывали её кожу. Но воронки, которые создавали пули, продолжали затягиваться и выталкивать из себя инородные предметы, а тварь делала шаг за шагом к своей цели. В момент же, когда у Хуана закончились патроны, он попытался перейти на энергетические снаряды, которые в итоге не смогли оказать какого-либо эффекта на тварь. И Даворатор смог дойти до лежащего солдата.

Но когда он был готов снести голову тому, кто нанес ему столько повреждений, раздался холодный голос, появившегося буквально из молниевой вспышки Маркуса, который схватил руку твари и не позволял ей пробить грудь Хуана:

— С каких пор член Совета так беспардонно смеет атаковать моих подчиненных?

Обернувшееся в его сторону существо, захлопнув пасть, ответило всё таким же странным голосом вопросом на вопрос:

— А с каких пор ваши подчиненные считают возможным атаковать членов Совета?

— С того момента… — ничуть не смутившись, ответил ему Маркус, всё так же не меняя позы, — …как вы нарушили условия содержания нашей заключенной. Или вы получили разрешение на посещение госпожи Северской от её светлости Кэттен?

Молчание повисло в комнате, но в итоге, бросив очередной голодный взгляд на лежащую у кровати Лену, тварь наконец произнесла:

— Смелым ты стал… хранитель. — Последнее слово было произнесено с заметной насмешкой в голосе, и, вырвав руку из захвата, она направилась в сторону выхода. И в момент, когда слуга Невелиса подошёл к выходу, он произнёс через плечо: — Но помни: всё ещё может измениться, и кто знает, станет ли герцогиня тебя защищать.

К большому облегчению Северской, это оказались его последние слова, и Даворатор покинул камеру, а вместо него вошли пятеро бойцов в форме, похожей на одежду Хуана, однако на груди у них были видны другие значки — копьё в круге огня.

Сам Маркус же подошёл к Лене, одним движением поднял её на руки и вернул обратно в кровать. Пострадавших Хуана и так и не назвавшуюся женщину аккуратно унесли на носилках, а к кровати подошёл ещё один человек с небольшим шприцом в руке. Передав его в руки командира, он получил приказ охранять дверь и пошел к проходу.

Также Виргам аккуратно ввёл неизвестную жидкость девушке в руку, и та почувствовала, как веки её тяжелеют, и прежде чем окончательно потерять сознание, спросила:

— И ты веришь, что с ними у нас будет будущее?

И только грустный голос «молодого» человека был ей ответом:

— Кто знает?

***

Подземный комплекс около города Рогова. Конференц-зал. Уровень выше командного центра

Подземный зал, столь похожий на зал Совета тринадцати, только сделанный посреди искусственного помещения, и стол был не мраморный, а металлический с голографическим экраном, и в данный момент он стал местом, за которым собрались люди, которые вряд ли смогли бы здесь появиться ещё неделю назад.

Однако отчаянные времена требовали отчаянных мер, и поэтому, переборов бережно взращённую паранойю, Салматия смогла привезти в эту подземную базу Диану и Максима, которые сидели за столом, с непониманием смотря на нервно ходящую туда-сюда Тихонову. Ожидание закончилось со звуком открывающейся в двери, в которую вошла Салматия, всё ещё взбешенная, из-за чего её жажда крови, казалось, может убить любого, кому не посчастливится попасть под удар. Наверное, именно поэтому Тихонова, едва поймав взгляд «кошки», задрожала и почти упала в одно из кресел, в котором она, побледневшая, пыталась сдержать стук своих зубов.

Сама Нурская была готова придушить нерадивую помощницу, но раздавшийся голос Кристиана, чей образ появился в одном из кресел, отвлек женщину от уже задрожавшей Марии:

— Госпожа Нурская, прекратите прожигать девушку взглядом, — и, убедившись, что внимание Салматии сосредоточено на нём, добавил: — В том, что произошло, виноваты мы все.

— А никто не хочет нам рассказать, что происходит? — не выдержал наконец Максим и вмешался в разговор старших. За что сразу получил подзатыльник от сводной сестры, которая уже хотела сама спросить о ситуации, но более вежливым тоном.

— Что случилось? — еле сдерживая рык, произнесла Салматия, но, сделав глубокий вдох-выдох, она сказал уже спокойно: — Нашу принцессу похитили.

Тишина, повисшая за столом, стала оглушительной,