Драупади от удивления распахнула глаза. Две зимы… Значит, Буре всего девятнадцать лет! Она всего на три зимы старше, чем сама Драупади. По руке Бури тянулся шрам до самого локтя, и пятнистая розовая плоть на нем все еще не зажила. Лицо было покрыто пылью, а в уголках глаз притаились, несмотря на столь юный возраст, морщины. Волосы у нее были коротко подстрижены, как и у большинства женщин-солдат, которых видела Драупади.

– Солдат в девятнадцать лет? – с любопытством спросила она.

– Серебряные Волчицы – банда неудачниц, моя госпожа.

– Я думала, это отряд женщин-бойцов.

– Это одно и то же. – Буря заколебалась. – Меня устраивает тишина, моя госпожа. Тебе не обязательно разговаривать со мной.

– О, но это не формальность. Мне действительно интересно. Скажи мне, госпожа Сатьябхама сама вербует волчиц?

– Я не хочу вас обидеть, моя госпожа, но я нахожусь в этом паланкине не по своей воле. Я предпочитаю этому шелку седло. Но мне было поручено защищать тебя. Я не смогу этого сделать, если проклятый кинжал прилетит, пока я буду занята болтовней с тобой, верно?

Драупади обняла колени, внезапно почувствовав холод.

– Не нужно быть такой злобной, солдатка. Я просто хотела узнать о Волчицах.

Свирепые глаза Бури уставились на нее.

– Для чего? Хотите нас пожалеть? Девочки, вынужденные владеть мечами в раннем возрасте… Какая трагедия! Мои руки должны использоваться для шитья халатов и растирания мужчин? Думаете, женщины только и делают, что ищут своих прекрасных царевичей, прекрасно смотрятся в сари и рожают плачущих монстров? – Клинок ее длинного меча вмиг оказался у самого уха Драупади, и царевна почувствовала, насколько он острый. – Женщины тоже могут убивать, моя госпожа. Я убила первого человека в семь лет. Он был моим родным отцом. Приходил ко мне по ночам, если вы понимаете, о чем я говорю. Я потеряла счет, скольких я с тех пор убила. Толстых торговцев, одетых в бархат, магистров, сидящих за столами, рыцарей на конях, топчущих бедняков. О нет, ни на секунду не думайте, что мы творим какой-то самосуд. Мы убивали невинных девиц, замужних женщин и детей. Потому что люди умирают. Это правда. И я горжусь тем, что я та, кто совершает убийства. – Буря бросила на Драупади презрительный взгляд. – Я вижу, вы наслаждаетесь пятью мужьями, и все они жаждут вас. Какая у вас сила! И все же я вижу, как вы плачете каждый день. А вы царевна! – Буря сплюнула себе под ноги, чтобы показать, что она думает о Драупади. – Вы хотели узнать о Серебряных Волчицах, – сказала она, убирая меч от горла Драупади, – и теперь вы знаете!

Драупади почувствовала себя так, словно ей дали пощечину. В ее глазах блестели слезы. Она хотела закричать на Бурю, выкрикнуть, что это за пытка, когда тебя, как товар, передают от одного мужчины к другому, не задумываясь о том, чего ты на самом деле хочешь. Когда ты доведена до того, что молишься Пракиони и Рати о повороте луны, чтобы лунная кровь удерживала мужей подальше от тебя.

Драупади хотела выкрикнуть Буре все это в лицо, но она лишь сказала:

– Я бы хотела сопровождать тебя в одном из твоих патрулирований, Буря, если ты не против. – Драупади не разрешили брать с собой служанок из Панчала, и Буря, какой бы грубой она ни была, оставалась единственной девушкой, которую она знала со времен Панчала. Царевна покоряет своих подданных любовью и заботой, так ее учили. Она справится.

Буря не ожидала такого ответа. Обезоруженная, она сумела лишь выдавить:

– Как прикажете, моя госпожа. – И, отведя взгляд, сказала: – Семь извинений за мои неразумные слова. Паланкин качается, и это причиняет мне дикую боль. У меня кружится голова, и меня тошнит. Но это не оправдание. Я не должна была столь неправильно выражаться.

Драупади улыбнулась. Любовь и забота.

– Тебе не за что извиняться, – ласково сказала она. – Я просто собираюсь увидеться с госпожой Сатьябхамой и хотела узнать больше, прежде чем встретиться с ней лично.

– Раз так, вам не о чем беспокоиться, моя госпожа, – сказала Буря. – Она нежна, как цветок.

II

С козьей тропы, которая вела за Матхуру в засушливые холмы, Три Сестры выглядели устрашающе. Или, скорее, устрашающе выглядел Железный Комендант, потому что с того места, где она стояла, Драупади не могла увидеть две другие стены. Ветер, кружившийся над головой, казался живым существом, воющим, как гончая. Вокруг в хорошо натренированном молчании стояли служанки, держа над головой царевны развевающийся шелковый тент. Стоявшая рядом Буря взяла себе маленькое коричневое сморщенное яблоко. Расположившаяся в отдалении Сатьябхама, в кожаной рубашке и бриджах, расшитых бронзовой чешуей, с огромным двуручным мечом в кожаных ножнах, висевшим у нее за спиной, хмуро разглядывала перевал.

Солнце еще не село, но на небе уже взошли звезды. Здесь они казались гораздо более яркими.

– Звезды и небеса такие красивые, – со вздохом сказала Драупади.

– Я ненавижу солнце, звезды, небо, и вообще все это. – Буря выплюнула семечко. После того как они вышли из паланкина, она стала разговорчивей. – Звезды напоминают мне, что сегодня ночью мне нужно будет разбить лагерь. Спать на холодной, жесткой земле. Небо напоминает мне о клочке неба, который я видела из колодца, в который меня бросил отец, когда я его ослушалась.

Драупади глянула на нее. Волосы Бури были прекрасны в своей дикой, грубой красоте. Единственную косу украшали безделушки. По лицу была размазана грязь, но и она не могла скрыть припудренные веснушки на переносице. Она перенесла столько боли, подверглась насилию со стороны собственного отца. Женщины прокляты страдать, подумала Драупади. Никто это не изменит… Ни жалобами, ни молитвами, ни революцией. Но можно плюнуть на жизнь и позволить ей причинить тебе еще большую боль. Драупади размышляла о таких, как Сатьябхама, Буря и прочие Серебряные Волчицы. О женщинах, которые взяли на себя ответственность за свою судьбу, женщинах, борющихся со своей судьбой. Пусть они и проиграют битву, но тем не менее они в нее вступают. Почему она больше не могла быть такой же, как они? Потому что я трусиха.

– Их набирают молодыми. Независимо от того, насколько они крупны или сильны. А в зависимости от того, что у них случилось, – застенчиво сказала Буря. Она стала немного теплее относиться к царевне, возможно, чувствуя вину за свои резкие слова в паланкине. – Эм-м, вы спросили, как вербуют