журналистов и послов иностранных государств». Все это были радостные и веселые хлопоты. Георгий Николаевич накупил множество инструментов. Квартира была очень запущенной, он сам чинил всю сантехнику, которая протекала, «как фонтаны в Петергофе», и делал ремонт. Расчищал совершенно одичавший участок и пруд, даже завел огородик. Его мечта – иметь базу в Германии и жить на два дома, две страны – наконец осуществилась. Он теперь мечтал поселиться с Мариной в Переделкине: «Потихонечку перебираемся с дочерью сюда»[600], – и проводить на родине возможно больше времени.

В 2001-м Г.Н. Владимов получил три премии. Как уже упоминалось, вторую премию Букера за роман «Генерала и его армию» – «лучший роман десятилетия». В том же году ему была присуждена российская премия «За подвижничество» Международного благотворительного фонда имени Д.С. Лихачева, или, как сказал мне Владимов, «за честь и достоинство таланта». За получением премии (диплом, денежное вознаграждение и статуэтка Дон Кихота) он не пошел, сказав дочери, что дело писателя – писать, а не ходить по литературным тусовкам. Статуэтка Дон Кихота хранится у Марины. Третью премию имени академика А.Д. Сахарова – «За гражданское мужество» он получил от журнала и общества «Апрель».

В этот период Владимов был еще полон творческих планов. Он хотел писать автобиографическую трилогию.

«Я почувствовал, что каждый из нас может написать роман о себе, только нужно отыскать подходящие приемы и угол зрения. Я предпочел классицизм с его тремя единствами – времени, места и действия. И выбрал три дня из своей жизни, протянувшиеся от 46-го года до августа 91-го. Один эпизод расскажет о расставании с Россией, это будет своеобразный проход по Ленинграду, куда я приехал прощаться перед эмиграцией. Другой опишет изгнание, эмигрантское гетто»[601].

Он уже начал писать первую часть, сюжетом которой послужил поход к Зощенко и его последствия. Она осталась незавершенной, но была опубликована сначала в журнале «Знамя», а потом вышла отдельной книгой и представляет собой ценный источник сведений о его годах в Суворовском училище.

В планах Владимова было также написание своего рода апокрифа о жизни Христа, спасенного от распятия. Он очень любил историю и предвкушал удовольствие от чтения исторических источников и книг. Кроме того, ему очень хотелось попробовать себя в детективном жанре. Развлекаясь и веселясь, они с Мариной подыскивали главного героя. Марина предложила идею, которая Георгию Николаевичу очень понравилась: писатель переписывается с дочерью, и в письмах они раскрывают преступление.

* * *

В 1999 году в Германии Георгий Николаевич познакомился с Евгенией Алексеевной Миттерфельнер, урожденной Сабельниковой, бывшей актрисой советского кино, которая помогала ему с переводами для немецких властей. Спустя некоторое время после знакомства Георгий Николаевич, очень плохо переносивший одиночество, сделал предложение. Но Женя, хотя и жила отдельно, не была разведена со своим мужем, австрийцем по происхождению. Так как «в грехе» религиозная Женя жить не хотела, она предложила Владимову креститься и обвенчаться. У Владимова, возможно, со времен писания на себя доносов осталось очень авантюрное отношение к тому, что он считал «формальностями», – это было видно уже в истории с «потерянным» паспортом Наташи. «Убежденный агностик», как он себя называл, крестился. В 2000-м они обвенчались, но совместная жизнь в Германии была все-таки невозможна[602]. Иногда Георгий Николаевич проводил несколько дней у Жени «в гостях», потом возвращался к себе в Нидернхаузен, иногда она бывала у него, иногда они вместе приезжали в Москву, но чаще он жил один в Нидернхаузане или в Переделкине с дочерью[603], близость с которой только возрастала, чем больше они узнавали друг друга.

Весной 2001 года Георгий Николаевич с Женей приезжали к нам в Лондон. Красивая высокая Женя восхитила меня ловкостью и умением в домашних делах, видна была прекрасная хозяйка. Она была аффектированно религиозна. Хотя я ни о чем не спрашивала, Женя объявила мне, что рассматривает эти отношения, как «служение», которое ей «повелел батюшка»[604]. В Георгии Николаевиче чувствовалась желание теплоты женского присутствия, он очень хотел семейного дома и был готов к глубокой, ровной привязанности.

Писательница Ирина Лазаревна Муравьева, дружившая с Владимовым, очень поддерживавшая и помогавшая ему в трудные времена, с глубокой любовью и искренностью написала о последних годах жизни Георгия Николаевича. Как и у всяких мемуаров, главная ценность ее воспоминаний в живом свидетельстве о его личности, прикосновении к ней. И.Л. Муравьева называет свой этюд «документальным», хотя никаких документированных свидетельств в нем не приводится. Видимо, поэтому в основной его части встречаются многочисленные неточности и фактические ошибки. Н.Е. Кузнецова умерла не в январе, а 2 февраля 1997-го. Издание фирмой Гольдмана («Б.» в тексте) собрания сочинений Владимова заняло не два месяца, а больше года[605]. Женя выбросила не пистолет «какого-то власовца», а браунинг Гудериана, подаренный Владимову младшим сыном генерала[606]. Наташа и Георгий Николаевич оба умерли от рака, но их основные диагнозы были разными, – этот список можно продолжить. Все эти ошибки – игра памяти, нередко встречающаяся в мемуарах и не ослабляющая их ценности, если они не искажают образ главного лица.

В конце своего этюда И.Л. Муравьева пишет об отношениях Г.Н. Владимова и Е.А. Миттерфельнер, ссылаясь на Женю как на свой главный и единственный источник. Возможно, время и пылкое воображение артистической личности создало в памяти Жени именно такой вариант ее отношений с писателем.

На смелый вопрос И.Л. Муравьевой: «А вы ее любите?» – Владимов отвечает: «Вроде как: да»[607], – что совсем не выказывает большой страсти. Но почти сразу за этим следует романтическое замечание, что любовь в нем «взорвалась». Все, что написано со слов Жени об отношении Георгия Николаевича к мертвой Наташе: истерики, гадкие слова – совершенно не похоже на Владимова, достойного и благородного человека в каждом своем слове и поступке. В разговорах со мной всегда, до последнего времени, когда речь заходила о Наташе, в его голосе звучала глубокая боль потери и неостывшая любовь. Восхищение ее смелостью, мужеством и самоотверженностью никогда не оставляло его. В последние очень одинокие месяцы он звонил и подолгу разговаривал с Мариной каждый день. Она писала, что отец очень тосковал по Наташе, и любовь его не кончилась с ее смертью: «Надеюсь, что там, на небесах, он встретился со своей Ташечкой и счастлив»[608]. Он мечтал похоронить Наташу в Переделкине: «…я очень переживаю за мою Ташечку – мне ее не удастся вывезти в Россию, это очень дорого и сложно, а ведь она, как и я, мечтала лежать на Родине»[609], – но этой мечте