Шрифт:
Закладка:
Отъезд Надежды в Свердловск, туда, где находился Лебедь, вызвал у ревнивой Ларисы тревогу. «Зачем она поехала? Зачем ты ее пустил? Ты же знаешь, что она шлюха!» — закатила Лариса среди ночи истерику брату. Пришлось вызывать врача. И Шафорост испугался за сестру. Тем более, что и у него к этому были кое-какие основания: еще в Запорожье он замечал неравнодушие зятька к Надежде.
Конечно, Шафорост понимал, что ревность сестры не должна отражаться на его делах. Но после ее истерик он появлялся на работе в таком состоянии, словно его искусали осы. Сотрудникам из Надиного отдела не было от него жизни: на каждом шагу выискивал неполадки. А известно, если начальник захочет найти неполадки, он их найдет всегда. Распаленный, он уже на следующий день потребовал от Морозова отозвать Надежду из командировки.
— Не вижу логики, — рассердился Морозов.
— Какой еще логики?
— То презирал ее, не знал, как избавиться, а теперь и недели без нее не можешь пробыть!
— Я тоже не вижу логики! — наступал Шафорост.
— В чем?
— В том, чтобы в разгар жатвы давать кому бы то ни было отпуск!
Оголять рабочие места ради подобных командировок, да еще в горячую пору, казалось Шафоросту недопустимой бесхозяйственностью. Такой же упрек сделали Морозову и на заводском совещании — нашлись и тут единомышленники Шафороста. Но Морозов не сдавался. Неожиданно и сам подлил масла в огонь:
— А что ты скажешь, Захар Петрович, если завтра снять не одну Надежду Шевчук, а целую группу?
— Это с какой же стати? — насторожился Шафорост.
— Давайте посоветуемся, — обратился Морозов к присутствующим. — Не время ли нам подумать о своем заводе в Запорожье?
И высказал мнение, что уже сейчас необходимо готовить группу, которая смогла бы вслед за наступающими войсками отправиться поближе к родному городу.
Мнение это не было неожиданностью. У многих такая мысль созревала. Но кое-кому это показалось преждевременным. Фронт от Запорожья еще далеко. Битва на Курской дуге только-только разгорается. А Шафоросту план Морозова показался попросту левачеством. Он так и заявил:
— Это левацкий заскок! Такое размагнитит всех! Расшатает дисциплину. Нарушит процесс!
— Не нарушит, если своевременно о замене позаботимся.
— Не забывайте, товарищ Морозов, — перешел Шафорост на официальный тон, — не забывайте, что мы солдаты. Дисциплина прежде всего!
— Но ведь бездумные солдаты плохие воины, товарищ Шафорост! — распалялся и Морозов.
— Это анархия! Ведь из центра указаний еще нет!
— Центр сильный только тогда, когда опирается на крепкие низы.
— О, это уж слишком!
Спор перешел в горком. Шафорост не собирался сдавать позиций. Слишком дерзко повел себя Морозов. Слишком часто Шафорост, да еще в присутствии других терпел его дерзость. Нет, теперь он этого так не оставит. После того как Морозова не утвердили в центре руководителем треста, куда его выдвигал сам нарком, и вернули на завод, авторитет его в глазах Шафороста несколько упал. Шафорост вновь ощутил в себе силу. Им снова завладело искусительное «кто кого», и он конечно же не мог упустить случая одернуть Морозова при народе.
В разгар этого спора возвратилась Надежда. Морозов обрадовался, что она приехала на два дня раньше. Этим она как бы подкрепила его в стычке с Шафоростом. Сам же Шафорост с приездом Надежды заметно сбавил пыл. А когда инженерный совет одобрил ее отчет, то и совсем почувствовал себя перед нею виноватым.
Но подожженное уже разгоралось само. Мероприятия Морозова в горкоме понравились тоже не всем. Эвакуированные предприятия, особенно запорожские, вывели город в число передовых по валу промышленной продукции, и не хотелось терять это место. И Морозова в горкоме осудили, окрестили там же рожденной кличкой — «размагнитчик». Вскоре на завод прибыла комиссия из области. Полетели сигналы в центр, и через некоторое время Морозова вызвали в Москву.
Коллектив лихорадило. Начались шатания, склоки.
Надежда не могла не сделать вывод, что история повторяется. В начале войны немало было таких, кто неохотно принимался за перестройку завода на военный лад. Думали, пока перестроятся, война закончится. Теперь они с такою же неохотой воспринимали необходимость новой перестройки. Будто бы война будет длиться вечно. Тогда Морозова предавали анафеме за подготовку к эвакуации, теперь его дергают за то, что отважился хлопотать о возвращении. И, как это ни странно, и тогда и теперь поперек дороги ему стоял Шафорост.
С отъездом Морозова в Москву Шафорост, чтобы подавить в коллективе настроения «размагнитчиков», аннулировал распоряжение директора о формировании групп. Якобы из тех же соображений прекратил и подготовку замены.
Морозов в Москве не задержался. Он прилетел ночью и в ту же ночь созвал широкое совещание. Совнарком поручил ему во главе небольшой группы немедленно выехать в полосу фронтовых действий, чтобы тотчас же по занятии нашими войсками Запорожья начать восстановление завода. Одновременно следовало готовить и вторую группу, более широкую, а затем разработать план постепенного переезда на прежнее место всего коллектива.
Такого поворота не издали. Совещание загудело. В огород Шафороста полетели камушки. И Морозову пришлось приложить немало усилий, чтобы направить совещание в русло принципиальной деловитости.
Первая группа должна была выехать немедленно. Она состояла из двенадцати человек, преимущественно руководителей цехов. Морозову очень хотелось включить в нее и Страшка, старейшего инженера, строившего в свое время завод, — он мог бы оказать неоценимую помощь.
— Но, — замялся Морозов, — здесь встает много «но». Сами понимаете: не в гости едем. Там еще бушуют грозы. Трудно ему будет.
— Конечно! Возраст уже не тот! — раздались голоса. И вдруг, откуда ни возьмись, сам Страшко.
— П-п-пардон! — еле вымолвил раскрасневшийся, запыхавшийся старик. Видно, он очень спешил на это совещание. — П-п-пардон… Ник-какого «но»!
— Погодите, Анастас Парамонович, — сказал Морозов. — У вас ведь важное задание, еще дней на пять, а ждать мы не можем. Одному же вам туда не добраться.
— Доб-берусь! — не вдавался Страшко.
— Добро, — неохотно согласился Морозов и обернулся к Надежде: — Ну, а у тебя, дочка, я согласия не спрашиваю.
От неожиданности Надежда даже встала. Поднялся одобрительный шумок:
— Непременно включить!
— А как же! Последней уезжала, пусть первой приедет!
Надежде очень хотелось поехать. Немедленно! Но обстоятельства дома складывались так, что уезжать было нельзя. Третьи сутки Юрасик лежал в жару. Участковый врач нашел у него воспаление легких. Сегодня она пошла в ночную, чтобы завтра получить свободный день и разыскать врача. Знай об этом Морозов, он, пожалуй, не включил бы ее в группу. Но говорить о личном Надежде показалось недостойным, и она промолчала.
А после совещания заметалась, как на
