Сквозь серый блеск слюды?

Смотри: за стадом пыльный дух

Поднявшись в зрак столпа

Шагает нем, рождая вслух

Сухого слова прах

Впоследствии Волохонский переедет в Германию; среди его стихотворений 1980–90-х много минималистических вещей. В то же время его частого соавтора Хвостенко минимализм занимал гораздо раньше. В середине 1960-х он выпускает несколько самиздатских сборников с короткими текстами – отчасти игровыми и заумными, отчасти близкими к лианозовскому конкретизму, в том числе по суровости месседжа:

Ах вот как

Ах вот оно что

Ах вот оно как

Ах вот что

Или:

Разумеется я здесь

Я присутствую

Я исчезаю

Я у

Некая «минус-социология», характерная для стихов Холина, у Хвостенко остраняется формальным приёмом – нарочитым разбиением прозаического текста на стихотворные строки; отчётливо видно, кстати, что перед нами «ленинградские» стихи, а не «московские» (хотя с 1966 по 1977 год Хвостенко жил в Москве):

В. В. умер на рассвете.

Он так и пролежал эти

несколько лет на том самом

диване, где ты его оста –

вил. Больше всего бедный

старик расстраивался от –

сутствием Маши. Её фо –

тографию он велел пове –

сить у себя в ногах над

кроватью. Сейчас я спрят –

ал её в свой сундук.

Кто-то займёт его камор –

ку?

При этом в наследии Хвостенко есть посвящения Холину; связь между разными группами и манерами неофициального авангарда, разумеется, существовала. В целом круг поэтических интересов Хвостенко, конечно, выходил за пределы «конкретного»: в его текстах можно встретить отсылки как к поэтам XVIII века, вплоть до Боброва и Хемницера, так и к обэриутам, особенно Заболоцкому; в целом поэзия Хвостенко – это широчайший спектр экспериментов с формой, в которых ощутим дух импровизации. В этом спектре есть и визуальная поэзия, и изысканные оммажи одической и элегической традиции, как бы побочные ветви линии от Ломоносова до Заболоцкого и Мандельштама и далее до метареалистов («Лес вечен шорохов, холодная земля / полна пустыней летнего приплода, / в ней бродит сок, и плотная природа / лежит над бездной тёмного угля»); особое место в универсуме Хвостенко занимает само слово «верпа» (не только род грибов, но и латинский обсценизм, обозначающий пенис): мы можем встретить у него циклы «Верпования или камлания верпы», «Верпауза для математиков» и т. д. В 1977 году Хвостенко эмигрировал во Францию; в Париже он стал соиздателем одного из заметных эмигрантских журналов – «Эха», где публиковались многие неофициальные поэты.

Кари Унксова ориентировалась на пересоздание, реактуализацию «архаической» метрики; среди её стихов 1960-х есть, например, реминисценции античной лирики:

Клин журавлиный повис

Наступила тревожная осень

Просинь мгновенна плывут

И плывут, и плывут облака

Рваные низкие тучи

Под хмурыми сводами сосен

ГРУСТНЫЙ ОСЕННИЙ СТРИПТИЗ

ИСПОЛНЯЮТ РАБЫНИ-ДЕРЕВЬЯ

О как нежна ты, о как

О как ты ласков, мой милый

Влажные очи прекрасны

Вновь и опять повтори

Не уходи никуда

Снова и снова вернись

Впоследствии и ритмические, и образные структуры стихотворений Унксовой всё больше усложняются. В 1983 году, накануне предполагаемой эмиграции, поэтесса погибла в Ленинграде под колёсами автомобиля.

Ещё одна яркая ленинградская группа – хеленукты (происхождение названия навсегда осталось тайной). Она появилась в 1966 году и просуществовала недолго; в группу входили Дмитрий Макринов (впоследствии ставший православным священником), Владимир Эрль, начинавший в круге «поэтов Малой Садовой», Александр Миронов, А. Ник; примыкал к хеленуктам и Хвостенко. Поэзия хеленуктов была абсурдистской (притом что произведения обэриутов им в то время ещё не были знакомы), разнообразно наследовала практикам дадаистов и русских футуристов; часто они практиковали коллективное сочинение стихов. Разброс манер, так или иначе наследующих авангарду начала XX века, можно показать на примере Владимира Эрля (1947–2020). Скажем, в созданной в середине 1960-х «кнеге кинга» много фигурных и сверхкоротких стихотворений (вплоть до моностихов): «кон / ь / был свеж», «кур с / рук з» и даже просто «нет», «хы» и «п». Перед нами возвращение к той футуристической технике, что на фоне оттепельного культа Маяковского оставалась потаённой, – к опытам Кручёных или Гнедова (на 80-летие Кручёных в 1966 году Эрль написал поздравительное стихотворение). С другой стороны, вот стихи 1970 года, напоминающие скорее осколки натурфилософской оды XVIII–XIX веков; по времени этот текст совпадает с особым интересом Эрля к Хлебникову, принципиально сочетавшему новаторство с архаизмом:

Экая туча зловредная злонравная черноцветная чернозёмная

на небо выпорхнула

эка как она летает меж высоких облаков!

на небо выпорхнула губами присвистнула

туча зловредная яма зловонная

пальцами прищёлкнула каблуками притопнула

туча високосная с добавлениями туча ядовитая беременная

туча язвенная туберкулёзная

на небо выпорхнула

словно птица юная

словно птица юная молодой орёл.

Другой пример эрлевского архаизма, оттенённого поэзией XX века, – «Польза» (1966), пародирующая старинный жанр послания: «Нет пользы рассуждать, Державин, – / кто Азию наполнит вновь моржами? / Нет пользы рассуждать, Кутузов, – / не равен огурец арбузу», и т. д. Этот игровой интерес к жанрам далёкого прошлого русской поэзии – общий для ленинградских авангардистов: так и у Хвостенко есть «Вечерние размышления при разглядывании электрического чайника» или многочисленные послания (начало послания «Волохонскому»: «Окажется, в который раз / мы зрим нелепую замену / соблазна дня, и каждый час, / упёршись глазом в голу стену, / являем свадебный урок / своей жене…»). Уже у Елены Шварц, поэта совершенно другого склада, мы находим «Элегию на рентгеновский снимок моего черепа» или «Элегии на стороны света», то есть обращение к более позднему жанру.

Стихи хеленуктов – того периода, когда группа существовала, – во многом схожи, при всём разнообразии техник и пародируемых стилей. У Дмитрия Макринова (р. 1946) мы можем встретить образцы сюрреалистического минимализма («две картины на жёлтой стене / одна из них – жёлтая»), игровые, скабрёзные стихи («Усатым быть весьма возможно / Но пересрать корову сложно»), большую абсурдистскую поэму «Пути шествия Сидора», написанную классическим четырёхстопным ямбом. Стихи и короткая проза А. Ника (1945–2011) близки к автоматическому письму сюрреалистов – а может быть, и к дзенским коанам; вот пример – короткое стихотворение 1975 года:

Солдат и рыба. Рыба и солдат.

Крючок и выстрел. Выстрел и крючок.

«Не бойся того червяка, которого ты…

а который тебя…»

Солдат и рыба. Рыба и солдат.

Авангардные группы появлялись и за пределами Москвы и Ленинграда. Важный пример – Уктусская школа (название – по одному из районов