порхает книжкою с картинками –

из опрокинутых страниц

на стол летающие сыплются

лишь успевай их подбирать

кто машет полотенцем, кто – платком

кто снял ботинки и планирует

летает мама в сарафане

и машет Цыферов очками

Дриз кружится – глаза закрыты

кто умерший, а кто убитый

кто фараон, кто махаон

у смуглого (как видно – морячка)

махает на спине татуировка –

большая бабочка с Антильских островов

Сапгир оставил также эссе и воспоминания о поэтах-современниках – от коллег-лианозовцев до таких «одиночных» авторов, как Владлен Гаврильчик и Вера Маркова (известная при жизни только как переводчица японской и англоязычной поэзии); для исследователя неофициальной поэзии эти эссе исключительно ценны.

Поэты Лианозовской школы были восприняты как учителя – сначала неподцензурными авторами 1970–80-х (московскими концептуалистами, в первую очередь Приговым), затем уже постконцептуалистским поколением. Среди тех, кого сегодня можно назвать продолжателями лианозовцев, авторы практически полярные по поэтике: скажем, у Ивана Ахметьева и Александра Макарова-Кроткова мы видим развитие поэтики Некрасова, у Игоря Лёвшина – сапгировские формальные эксперименты, а у Андрея Родионова – продолжение «барачной» тематики Кропивницкого и Холина. Но были и близкие к Лианозовской группе авторы-современники – в первую очередь нужно назвать Эдуарда Лимонова (1943–2020): в 1977 году он даже объявил о существовании в Советском Союзе группы «Конкрет», в которую наряду с Холиным, Сатуновским, Сапгиром и Некрасовым включал себя, свою жену Елену Щапову, Вагрича Бахчаняна и Славу Лёна.

Группа «Конкрет»: Эдуард Лимонов, Слава Лён, Генрих Сапгир, Игорь Холин, Вагрич Бахчанян[425]

Лимонов характеризовал поэзию русских конкретистов так: «Мы от символистских и акмеистских ужасов ушли, увидав свои ужасы в другом – в быту, в повседневности, в языке. Да, мы использовали примитив, где это нужно, прозу, бюрократический язык, язык газет. Творчество поэтов группы "Конкрет" наследует традиции старого русского авангарда, но не традицию акмеизма – наиболее распространённую, а более редкую традицию футуризма и кое в чём – традицию следовавшей за футуризмом группы "обериутов"». Такое определение, в принципе, и сегодня можно считать «рабочим», и раннюю поэзию самого Лимонова, отличающуюся абсурдизмом, в самом деле можно возвести к обэриутам:

Я в мыслях подержу другого человека

Чуть-чуть на краткий миг… и снова отпущу

И редко-редко есть такие люди

Чтоб полчаса их в голове держать

Всё остальное время я есть сам

Баюкаю себя – ласкаю – глажу

Для поцелуя подношу

И издали собой любуюсь

В этих стихах просвечивает образ автора; такие тексты у Лимонова отличаются брутальным и в то же время уязвимым нарциссизмом, свойственным и его прозе: «Мой отрицательный герой / Всегда находится со мной». Другая примета лимоновской поэзии – эротизм (опять-таки с обэриутским, «хармсовско-заболоцким» бэкграундом), сохранявший важное место в стихах Лимонова вплоть до 2010-х.

Ещё одним поэтом, близким к лианозовцам, был Михаил Соковнин (1938–1975), мастер минималистического стихотворения (нельзя не процитировать целиком «Жабу»: «Жила-была / Же-А-Бе-А») – и стихотворения-каталога, поэмы-перечисления: такие тексты Соковнин называл «предметниками», и этот жанр вполне отвечает конкретистской установке на назывную предметность, «слово как таковое». Вот пример из поэмы «Суповый набор» (1968), описывающий дорогу в пушкинское Болдино и тамошнюю обстановку, – разумеется, современную автору:

Полдень

в Болдине.

Старый мерин,

Пушкинский современник,

Садик,

Садик,

седеющий хвост,

везёт от усадьбы,

везёт – не везёт.

Эх, бедолага,

трогай!

Дорога,

телега,

доски,

подскоки,

вожжи,

завхоз

завозит гвозди

на маслозавод.

В то же время в Ленинграде существовали свои группы неподцензурных авангардистов. В первую очередь нужно назвать основанную в 1963 году Алексеем Хвостенко (1940–2004) группу «Верпа». В «Верпу» кроме Хвостенко входили Анри Волохонский (1936–2017), Кари Унксова (1941–1983) и Гаррик Восков (1934–2012). В наследии этих поэтов поражает опять-таки огромное разнообразие жанров и техник, в которых они работали, – особенно это касается Хвостенко и Волохонского, часто работавших вместе под общим псевдонимом А. Х. В. Среди их стихов было много текстов песен, которые с 1970-х исполняли такие рок-группы, как «Аквариум» и «Аукцыон». Наиболее известны «Орландина» (написанная на сюжет одной из новелл «Рукописи, найденной в Сарагосе» Яна Потоцкого) и сочинённый одним Волохонским «Рай» («Над небом голубым…», в варианте «Аквариума» – «Под небом голубым…»). Сотрудничество Волохонского и Хвостенко с «Аукцыоном» уже в 1990–2000-е оказалось особенно плодотворным: песни на их стихи, как и на стихи Дмитрия Озерского, – самый удачный опыт соединения русской авангардной поэтической традиции, от футуристической до обэриутской, с рок-музыкой.

За пределами песен остаются основные корпусы текстов Хвостенко и Волохонского; большая их часть была собрана в изданиях Kolonna Publications и «Нового литературного обозрения». Константин Кузьминский возводил к влиянию Волохонского, начавшего писать в конце 1950-х, весь ленинградский неоавангард. В стихах Волохонского сплетены самые разные традиции – русские, европейские, «восточные», включая суфизм и каббалу (среди его переводов – стихи Катулла, библейские псалмы, «Поминки по Финнегану» Джойса, в варианте Волохонского – «Уэйк Финнеганов», и каббалистическая книга Зогар). Мистическое внимание к природному и алогическому делает Волохонского прямым наследником Хлебникова, Введенского и Заболоцкого:

Людей издревле пресыщенье

Природою склоняет к сообщенью

Другому то, что знаешь сам:

«Олени бродят по лесам

Петух на пастбище пасётся

За ними лев смеясь несётся

Несёт нам ветер туч сырую

Толпу, а в сети много дырок

Себе не выстроишь вторую

Судьбу, коль эта не оладьи,

Её пожалуй пудрить сыром

Получше нежели на складе

Безбожно крысами воруя

Держать ту специю напрасно

Вчерашний день прошёл прекрасно

И мне не спится, милый друг

Без твоего объятья рук».

Лежит под горами руда

Корявым бесполезным грузом

Куя из меди провода

Себя мы делаем союзом

Связуя речи медью уз

Уча цитату наизусть

Преданью уст уже не веря

Приди машина веселясь

Одень в железо облик зверя

Не одевай рубах не меря

Учи и действуй на примере

Уйди отлив в свинец абзац

Для наших дум тугой матрац.

«Изобретателю радиосвязи», из цикла «Трели бакалавра», 1960

В 1973 году Волохонский эмигрировал в Израиль – что, как пишет литературовед Илья Кукуй, стало одной из причин «смещения фокуса с европейской мифологии на ориентальную» в его поэзии; здесь создаются тексты, можно сказать, конгениальные израильскому пейзажу:

Чьи это лёгкие следы

Средь мелких волн золы

Белеют меж