Давид чувствовал себя сталкером, пробравшимся на заброшенную стройку. Пустынные, будто наспех покинутые, коридоры и комнаты напомнили ему Припять: он там не бывал, но фотографий тех мест видел великое множество. В статичном воздухе до сих пор витала вибрация недавнего хаоса. Теперь же ему ничего не угрожало, и даже местный босс сам указал на выход. Впервые за долгие годы Давид почувствовал себя везунчиком. Потягивая косячок, он со спокойной совестью продвигался вперёд и думал лишь о своей молоденькой напарнице и о том, сколько минут ему удастся продержаться с ней в постели после пятилетнего секс-тайм-аута.

На очередной развилке Мариус остановился. Внимание его привлекла настежь распахнутая дверь одной из камер, а именно - то, что находилось внутри. Холодильник. Гладкий, серебристый, освещённый столпом светодиодного света, он манил к себе подобно оазису. Он взывал заглянуть внутрь и всецело отдаться продовольственному блаженству. Не хватало разве что ангельского «Аллилуйя» где-нибудь на фоне. Мариус собирался пройти мимо, но тут в его животе что-то жалобно заурчало.

- Гм, ну раз ты настаиваешь.

Перешагнув через лежащий в дверном проёме труп, Давид попросил у того прощения за незаконное вторжение, а затем подошёл к холодильнику и распахнул его.

- Разрази меня гром!..

Нарезная говядина. Оладьи. Консервированные ананасы и творожный омлет. Боковые полки буквально ломились от бутылок с молоком и нектарами. Сладости. Фрукты. Овощи. Давид смотрел на всё это, как загипнотизированный, и даже глаза его заблестели по-новому. Он не видел нормальной еды так долго. Целых пять лет. Зависть к заключённым третьего уровня вмиг покинула его разум, и Мариус решил, что небольшая задержка ему уж точно не повредит.

Треск колбасных чипсов затихал лишь в те моменты, когда Мариус подносил ко рту тетрапак с яблочным соком. Периодически всё это прерывалось неразборчивыми похвалами в адрес поваров, фермеров и пекарей. Дабы ускорить приём пищи, Давид решил избавиться от оружия и ранца: ДДИГ-60 покоился на кровати, рюкзак - у изголовья. Спустя десять минут, утрамбовав в себя добрую часть припасов, Мариус прилёг рядом с гвоздомётом и судорожно зевнул. Живот, казалось, вот-вот затрещит по швам. Давид закурил и уставился на балдахин, размышляя над тем, зачем он нужен пациентам, которые вряд ли понимают, где находятся. Сладкая дремота попыталась сковать его, но Мариус поборол её бодрым насвистыванием песенки Луция. Со стороны коридора послышались чуть слышные шорохи. Такие, от которых поледенело сердце. Хаотичные и неразборчивые, но от этого ещё более жуткие, они походили на тихий лязг гвоздей по зеркалу. Давид моментально пробудился. Сначала он посчитал, что это очередные сигналы его пищеварительной системы, но шорохи повторились вновь, и он понял, что в коридоре, прямо за стеною, кто-то есть. Всё его послеобеденное спокойствие мгновенно улетучилось в небытие.

Аккуратно скатившись с кровати, Давид залез под неё и уставился на дверной проём.

Тело хозяина камеры дёрнулось и выползло в коридор; так, словно кто-то вытащил его. От досады Мариус стиснул зубы: он до последнего не хотел верить в то, что на его пути опять что-то возникло. Стоило ему подумать об этом, как в камеру что-то заглянуло. Чёрное лицо буквально всасывало в себя свет. Чернее ночи. Чернее мазута и чернил. Будто обмакнутое в сажу, без рта и носа, с двумя белыми кольцами глаз, оно напоминало безликую заготовку для бюста. Мариус вжался в самый тёмный угол: теперь он почти ничего не видел. Да он и не хотел. В камеру что-то вошло, и Давид с трудом сдержал обед внутри. Несколько пар таких же чёрных ног походили на ветви обгоревшего дерева. Длинные и угловатые, они, казалось, состояли из тысяч капель. Из тысяч битумных коконов, образовавших нечто инородное и до невыносимости жуткое. Адское. Отвратное. Пахнущее обгоревшими костями и разложением. Обладатель ног издал свист, похожий на вздох умирающего, и вернулся в коридор. Стрёкот повторился: теперь он сопровождался голодным чавканьем. Давид прижал ладони ко рту, пытаясь сдержать рвотные позывы - невыносимый запах гари и гниения разнёсся по всей комнате дыханием чумы. Спустя минуту звуки стихли, но тишина лишь ещё больше испугала Мариуса. Слух его настолько обострился, что он слышал бурление крови в ушах; слышал, как тает в желудочном соку копчёная колбаса. Давид так и лежал под кроватью, в углу, согнувшись буквой Г и боясь поверить в то, что увидел. Мозг его лихорадочно работал, определяя, что же утащило мертвеца с собой. Фантазия напрочь отказывалась забывать мерзкий образ - теперь он висел перед глазами, точно жуткая икона оккультной секты.

«Может, средство от галлюцинаций перестало действовать?.. Или... или это оно? То, что разговаривало со мною в сарае? Просочилось сюда и теперь преследует? - Давид поднялся и медленно, стараясь не создавать шума, нацепил рюкзак. Ледяная паника захватывала его постепенно и неумолимо, а его недавняя беспечность канула на дно подобно брошенному в прорубь булыжнику. Подхватив ДДИГ, он на цыпочках подошёл к двери. - Por que cono?.. И как мне с этим сражаться?»

Коридор был пуст. Абсолютно. Оба конца его тонули в полумраке, а на полу не лежало ни единого мертвеца. Тела словно испарились. Мариус понятия не имел, как ему поступить. Ни догадок, ни предположений. «Вернуться к Кимико, чтобы предупредить? Даже если так, какой урон мы сможем нанести чудовищу, прибывшему из ниоткуда и сумевшему с одного присеста отобедать всеми трупами?.. Если эта дрянь аномальна, бороться с ней оружием бессмысленно... Дерьмо, дерьмо, дерьмо...» Давид вспомнил монстров, напавших на Коджо, и к горлу желчью подкатился разъедающий страх. Колени задрожали. Казалось, какой-нибудь проклятый сустав хрустнет, и жуткое чудище прискачет на зов пока ещё живой плоти.

Идея посетила Давида неожиданно. Вероятнее всего, чутье наёмника, погребённое под годами беспечного цветения на койке, начинало пробуждаться.

Боевые экзоскелеты инженеров.

В сложившейся ситуации они могут сослужить службу.

Пригнув голову так, словно это могло помочь ему остаться незаметным в абсолютно гладком коридоре, Мариус засеменил в сторону центрального лифта.

* * *

Кимико качалась на стуле и