- У каждого свой путь в монахи, - произнёс наставник. - Бывает, что человек уходит в обитель, а бывает, что его отдают. У меня было четверо братьев, и мой отец решил, что младшего сына он должен отдать Богу. Поэтому, когда мне исполнилось десять, отец отвёз меня в ближайший монастырь.

- И как ты жил в монастыре? - спросил Влад.

- Сперва скажи мне о своём грехе, чтобы я мог снять его с тебя, - сказал отец Антим. - Когда именно ты сошёлся со служанкой своей невестки? Это было весной нынешнего года или раньше?

- Это было позже, - всё так же нехотя ответил княжич.

- Позже?

- Этим летом, - пояснил Влад.

- Так значит, когда ты сбежал, ты ездил к ней? - наконец догадался наставник. - И ты говоришь, что не сходился с ней до этого?

- Не сходился, - сквозь зубы процедил Влад.

- В самом деле? - подозрительно спросил священник. - Чадо, скажи мне правду, чтобы я мог отпустить тебе все грехи. Все, которые у тебя есть!

- Я говорю правду! Почему ты мне не веришь? - огрызнулся Влад.

- Хорошо, я верю, - тут же согласился наставник. Он помолчал немного, но не решался снова приступить к исповеди, пока отрок не успокоится. Наверное, поэтому отец Антим заговорил о монастыре:

- Хочешь знать, как я жил в обители? Я трудился. Меня ведь приняли, чтобы я работал, а не ради того, чтобы сделать из меня подвижника. Я нёс разные послушания, которые мало отличались от работы в отцовом доме - надо было таскать воду, колоть дрова, чистить выгребные ямы. Наверное, так бы и продолжалось, но на моё счастье я был грамотный.

Увидев, что наставник больше не нападает, Влад сделался спокойным и миролюбивым:

- А кто учил тебя грамоте, отче? - спросил он.

- Сперва меня учил деревенский священник, - неторопливо отвечал отец Антим. - Зная о намерении моего отца, он учил меня читать по-славянски, объяснял смысл непонятных слов, и это открыло мне путь к свету, когда я оказался в обители. Играть в игры в монастыре нельзя. Поэтому мне ничего не оставалось, кроме как попросить, чтобы меня пускали в монастырскую библиотеку. Я находил себе книги с картинками и читал. Там заприметил меня один старый-старый монах. Он спросил: "Ты читаешь?" Я кивнул и пожаловался ему, что самые красивые книги в библиотеке нельзя читать. Дескать, там такие слова, которых не разберёшь, потому что половина букв непонятна. "Это греческие слова", - улыбнулся монах и сказал, что может научить меня греческому языку, - на этом месте отец Антим прервал свой рассказ и решился снова перейти к исповеди. - Так значит, чадо, ты сошёлся с этой девицей летом?

- Да, - сказал княжич. - Я уговорил её пойти в лес, а там она ни от чего не отказывалась.

Услышав такие слова, священник смутился, но всё же спросил:

- И как вы делали это? Ты ведь знаешь, чадо, что во время соития ты и она должны были лёжать, а иначе тяжесть вашего греха...

- Мы делали всё правильно, - досадливо отвечал Влад.

- И ты должен был находиться спереди от неё, а не...

- Мы делали всё правильно! - повторил княжич. - Я даже не видел её голой целиком, потому что она была в платье.

- Это хорошо.

Княжич вдруг вспомнил о своей цели, которую преследовал в начале разговора - заставить отца Антима признаться в чём-нибудь эдаком:

- Отче, а теперь научи меня, как бороться со сластолюбием. Расскажи, что ты делал, когда был в моём возрасте.

Священник посмотрел на подопечного и снова смутился, потому что понял, что без ответа на вопрос не будет продолжения исповеди. Тяжело вздохнув, отец Антим отвечал:

- Когда мне было столько же лет, сколько сейчас тебе, я не старался бороться со сластолюбием. Я стал подумывать: "Не вернуться ли мне в мир?"

- Вернуться? - с сомнением спросил Влад. - А твой отец принял бы тебя?

- Даже если б не принял, я мог бы наняться куда-нибудь батраком, скопить денег и жениться, - ответил отец Антим и тут же потребовал плату за свою откровенность. - Чадо, чтобы отпустить тебе грех мне нужно знать ещё кое-что о том, что ты делал в лесу с девицей. Не предпринимали ли вы чего-нибудь такого, что препятствовало бы зачатию детей?

- Нет, - отвечал Влад. - Я даже сказал ей, что если сделаю её беременной, то признаю ребёнка.

- Теперь я смогу отпустить тебе грех, - сказал священник.

- Отче, сперва скажи, почему ты не женился, - перебил Влад.

- Потому что я не имел той свободы, которая есть у тебя, - со вздохом отвечал отец Антим. - Тебе не придётся выбирать между насыщением ума и насыщением плоти, а мне пришлось. Я выбрал насыщение ума. И поэтому остался в монастыре. Я говорил себе, что всегда успею встать за соху, но если уйду из монастыря, то лишусь всех тех книг, которые мне полюбились. Ни в одной деревенской церкви не сыщешь книг об Аристотеле. К тому же я понимал, что жена, которую я себе найду, будет похожа на мою мать, а моя мать была совсем простая женщина.

- А что плохого в простоте? - удивился Влад.

- Я из простой семьи, - начал объяснять наставник. - И моя мать была очень проста. Когда мне было десять, я не понимал этого, но в юности всё стало иначе. Мать приходила навестить меня раз в году после окончания осенних полевых работ. Обычно после Покрова. Мать являлась к воротам монастыря, я выходил к ней, и мы беседовали. Она неизменно спрашивала, хорошо ли меня кормят, и есть ли у меня, во что одеться зимой. Сперва я пытался объяснять, что не пища и не одежда - главная забота монаха. Мать кивала, но проходил год, и она, навещая меня, снова задавала одни и те же вопросы - хорошо ли меня кормят, и есть ли у меня тёплый тулуп на зиму.

- Всякий раз спрашивала?

- Да, - отец Антим грустно улыбнулся. - Я ей про презрение к телесному и просветление духа, а она мне про наваристую похлёбку и тёплый тулуп. Тогда я понял, что если женюсь, моя жена будет такой