путешественник. - Человек за семь лет успевает так пропитаться чужеземным воздухом, что душок остаётся навсегда, сколько ни проветривай". Живым доказательством этому являлся сам Влад, решивший для поездки в монастырь облачиться в один из своих любимых кафтанов, а ведь кафтан этот шился из турецкой ткани, хоть и был скроен по румынскому обычаю.

Князь был уверен, что монахам эта ткань не понравится, но ему самому она нравилась. "Хорошая ведь материя! - думал Влад. - А синий цвет приятен глазу. Что здесь греховного, если я случайно увидел материю на турецком торгу и решил купить?"

Два золотых перстня, блестевшие на его левой руке, тоже были куплены в Турции, причём в оправе сразу угадывалась восточная работа, и потому на неё кое-кто косился неодобрительно. Особенно часто косился румынский митрополит. Люди из митрополичьего окружения даже советовали Владу не надевать ничего подобного, если предстоит встреча с владыкой, но правитель в ответ уверял, что вещи из мусульманской страны вовсе не обязательно несут на себе печать "нечестивого Магомета".

В монастыре, куда Влад сейчас направлялся, тоже могли сделать замечание на счёт перстней, но замечания настоятеля значили для государя ещё меньше, чем насупленные брови митрополита. Младший Дракул привык отмахиваться от этого, ведь иначе получилось бы, что он согласен с мнением румынского духовенства о турках.

Для румынской церкви все турки являлись врагами, а Влад стремился жить с султаном в мире и поэтому платил дань. Румынское духовенство во главе с митрополитом называло турков всякими бранными словами, а румынский государь считал, что в этих суждениях много ложного. Ложного и незаслуженного! "Люди склонны сочинять небылицы о врагах, чтобы не замечать во враге хороших качеств", - полагал Влад и нередко морщился от тех россказней о турках, которые слышал.

Если верить россказням, то получалось, что турецкие воины все чёрные и страшные, как черти - глаза горят, в одной руке сабля, в другой руке плётка, а в зубах нож. О турецких сановниках говорили, что они толстые и неуклюжие, но в делах изворотливые, как змеи, и озабочены только тем, чтобы добыть себе как можно больше невольников-христиан. Про турецких торговцев говорили то же самое и добавляли, что если христианин попадёт в руки к туркам, то непременно подвергнется страшным истязаниям. Про турецких священнослужителей и вовсе говорили, что они бесноватые и успокаиваются, только если видят пролитую христианскую кровь.

Когда Владу было четырнадцать, он почти верил в эти небылицы. И всё-таки княжич хотел убедиться во всём сам, поэтому, направляясь в лагерь к Дунаю, испытывал двойное нетерпение: "Не только отца увижу, но и посмотрю на этих турецких чертей".

Отрок готовился к неожиданностям, однако совсем не предполагал, что в первую же минуту пребывания в турецком лагере сделает для себя удивительное открытие - оказалось, что турки вовсе не обязательно чёрные. Среди них было много русых с серыми глазами - недавних пленников, обращённых в слуг или даже в воинов. Наверное, отец Влада тоже замечал, как много в турецком войске новообращённых, и потому в историях, которые он когда-то рассказывал семье по вечерам, часто мелькала фраза:

- Султан ссорит людей и в этих ссорах черпает свою силу.

"Конечно, отец имел в виду не просто людей, а христиан, - догадался четырнадцатилетний Влад. - Султан ссорил христиан!" Ведь христиане, взятые в плен, обращались против своих же единоверцев и бились уже не с магометанами, а меж собой. Христиане могли биться с христианами, даже не меняя веру! И даже те христиане, которые становились обозными слугами, всё равно способствовали победе "поганых". "Вот почему турки кажутся неистребимыми! - понял княжич. - Они забирают силу у своих противников и делают её своей. Причём делают по-настоящему, ведь эта сила не стремится вырваться на волю".

Влад сделал такие выводы, потому что нигде в лагере не увидел надсмотрщиков с плётками. Русые и сероглазые люди в турецком лагере не были закованы в цепи или как-то по-другому ограничены в движении. Они спокойно делали всё, что от них требовали.

Позднее княжич узнал, что в турецком войске даже невольникам платили жалованье, потому что проще платить, чем без конца надзирать. К тому же всем невольникам говорили, что если они докажут свою преданность новым хозяевам, то станут свободными, то есть равными в правах с турками. А вот если невольники не захотели бы проявить послушание и попытались бы убежать, то подверглись бы очень жестокому наказанию.

Узнав это, Влад решил, что рассказы о том, как поганые истязают христиан, правдивы лишь отчасти. "Не такие уж страшные эти турки", - подумал княжеский сын. К тому же, он знал, что многие румынские бояре обращались со своими слугами не менее строго - применялись и цепи, и колодки. Получалось, что служба турецкому хозяину мало отличалась от службы жупану.

Глядя на турков, четырнадцатилетний Влад никак не мог понять, куда же он приехал - в стан врагов или нет? Кто вокруг - инородцы или братья? Внутренний голос говорил, что турки - враги, потому что эта мысль была привычной, но то, что княжич видел и слышал вокруг, противоречило образу врага.

За год до этого княжич, увидев наемников Яноша Гуньяди, больше всего удивился, что понимает их речь, ведь она напоминала славянскую. А теперь в турецком лагере княжич оказался изумлён ещё больше, потому что, вслушиваясь в говор разношёрстной толпы, тоже распознал знакомые слова - славянские слова "конь", "господин" и много других. "Неужели это лагерь врагов христианства?" - недоумевал отрок. А ещё он подумал, что если биться с этими "врагами", то будет трудно поднять на них руку, потому что человеку всегда труднее убивать тех, кто говорит с ним на одном языке.

Славянские слова, услышанные Владом, звучали из уст сербов и болгар. Болгарию турки завоевали уже давно и поэтому взяли себе много слуг из этой страны. Сербия пока сопротивлялась, но каждый турецкий поход туда заканчивался пленением множества сербов, которых тоже обращали в слуг.

Болгары обычно участвовали в турецких походах как воины, а сербы чаще всего работали в обозе - ставили и убирали палатки, готовили еду, ухаживали за ранеными, следили за лошадьми, а если надо, то строили укрепления вокруг лагеря и делали много другого, чего не стали бы делать воины.

Переговаривались турецкие слуги, конечно же, на родных языках, и поэтому Влад слышал славянские слова. Слыша их, он понимал, что вокруг много "своих", но когда оглядывался