Шрифт:
Закладка:
Болгары и сербы, долго жившие с турками бок о бок, даже внешне становились похожими на восточных людей, ведь если христианин принимал магометанство, то начинал обматывать голову длинным куском ткани. Впрочем, болгары и сербы принимали турецкий вид, даже не обращаясь в другую веру - христианам ведь случалось носить широкие шаровары и восточные кафтаны, а ещё случалось побрить голову, чтобы извести вшей, и тогда лысая голова тоже начинала напоминать турецкую.
Всех обитателей турецкого лагеря объединяло то, что им приходилось брить бороду, ведь по правилам, установленным в Турции неведомо когда, борода считалась отличительным знаком султана, его родичей, особо знатных сановников, а также лиц духовного звания. Все прочие имели право только на усы, поэтому бородатые румынские бояре, ехавшие через лагерь к своему князю, вызывали всеобщее любопытство.
Люди, сидевшие у костров, вылезавшие из палаток или просто шедшие мимо, оборачивались. Некоторые улыбались, показывая зубы, и Владу это не нравилось. Он всегда думал, что склабиться значит угрожать, однако у поганых, наверное, считалось по-другому. Они склабились слишком добродушно, чтобы это выглядело, как настоящая угроза, поэтому Влад тоже начал склабиться в ответ... и вдруг увидел отца.
Отец стоял у входа в большой замысловато украшенный чёрный шатёр и высматривал, не появились ли гости. Наверное, родитель ожидал в гости только бояр, а семью рассчитывал увидеть позже, поэтому, заметив Мирчу и Влада, он просветлел лицом и даже засмеялся от радости.
Рядом с родителем толпился десяток молодых турков в богатой одежде, которые как-то странно поглядывали на приезжих и переговаривались. Слезая с коня, Влад задумался, зачем отец держит этих турков возле себя, и предположил, что это люди из свиты турецких военачальников, ведь рядом с отцовским шатром стояли и другие красивые шатры, означавшие, что это самое сердце турецкого лагеря, и что здесь обосновались самые знатные турки.
Родитель порывисто обнял сыновей и коротко расспросил:
- Ну, как вы без меня? Как ваши братья? А остальные? Всё хорошо?
- Хорошо, отец, - ответил Мирча, а Влад кивнул.
Тогда отец оглядел своих бояр, но в первую очередь - Нана и прочих старожилов, будто проверял, все ли сдержали слово и приехали встречать своего государя, как было договорено. На Тудора и тех жупанов, которые всегда служили ему верой и правдой, государь глянул лишь вскользь, очевидно считая их преданность чем-то само собой разумеющимся, а вот Нана и его товарищей оглядел внимательней.
Наконец, убедившись, что приехали все, румынский государь произнёс:
- Я доволен вами, жупаны.
Те поклонились, после чего государь снова заговорил, обращаясь только к Нану и другим старожилам:
- Вы привезли мне моих детей здоровыми и невредимыми, а также выполнили всё, о чём мы условились, поэтому я отвечу добром на добро...
Наверное, он приготовил длинную речь, но закончить так и не успел, потому что Нан вдруг изменился в лице:
- Сынок... - пробормотал боярин.
Только тогда Влад понял, что юноши в турецкой одежде, собравшиеся у шатра - вовсе не турки. Это были свои! Это были те боярские сыновья, про которых он так много слышал - сыновья, которых десять лет назад отвезли к султану и оставили жить во дворце. Судя по всему, десять лет назад бояре отдали султану совсем маленьких детей, но с тех пор дети повзрослели, отуречились и потому стали выглядеть инородцами.
Знал бы четырнадцатилетний княжич, что ему тоже придётся пройти через это - что он тоже отправится на несколько лет "погостить" во дворец к султану, где изменится и отуречится так, что трудно будет узнать. Пусть Нан узнал своего сына, и остальные жупаны, когда-то отправившие детей к туркам, тоже узнали своих отпрысков - узнали без подсказки - но всё же узнавание потребовало усилий. Наверное, дело было в том, что всякий, кто долго живёт в других краях, перенимает жесты и мимику тамошних жителей. А ведь это очень влияет на внешний вид!
Младшему Дракулу иногда говорили, что, прожив несколько лет в Турции, он привёз себе оттуда новое лицо - лицо, где глаза узкие, потому что прищурены, а губы тонкие, потому что растянуты в усмешке. А ещё он научился делать лицо непроницаемым или даже застывать полностью, будто каменное изваяние, лишённое чувств. Скрывать чувства стало для Влада привычным делом, а в четырнадцать лет он не понимал, почему боярские дети выражали свою радость от встречи с отцами очень осторожно.
Совсем по-другому вели себя жупаны, радовавшиеся встрече с детьми - жупаны не сдерживались. Именно тогда Влад впервые увидел, как гордые люди плачут. Они обнимали повзрослевших чад или, отступив на шаг, всматривались в их лица, смеялись, бормотали что-то бессмысленное.
Через несколько минут жупаны вконец расчувствовались. Каждый из девятерых старожилов боярского совета поцеловал государю руку и поклялся в верности ещё раз. Государь выглядел довольным. Судя по всему, это было именно то поведение, которого он ждал от слуг, в прошлом проявлявших строптивость.
- Отец, а как тебе удалось вернуть заложников? - тихо спросил восхищённый Мирча. - Как тебе удалось одурачить султана? Я бы на его месте никогда их не отдал. А он отдал. Это потому, что ты ловко торгуешься с погаными. Ты кого угодно уговоришь!
Родитель только покачал головой.
Тем временем Басараб, оставшийся один в Тырговиште, очень обеспокоился, а затем поразмыслил и решил, что лучше тихонько уехать туда, откуда приехал - к венграм. Так закончилось правление Басараба, оказавшееся коротким и бесславным, а вот отец Влада стал любим подданными, как никогда прежде. В глазах всего народа он сделался героем, побывавшим в турецкой неволе. Простые люди встречали его радостно и думали, что стали свидетелями замечательного события - человек оказался в плену и сумел вернуться без всякого выкупа!
Народ думал именно так, ведь жупаны рассказывали всем историю, придуманную на совете восемь месяцев назад - дескать, князь поехал осматривать крепости на южных рубежах и оказался в плену у поганых, которые напали из засады. В Тырговиште даже дворцовые слуги плакали и стремились приложиться к руке господина. Они были уверены, что тот, пребывая у турков,
