Шрифт:
Закладка:
Лишь тогда, когда общая радость немного улеглась, Владу стало известно, о чём его отец договорился с султаном, и почему султан отдал боярских сыновей. Родитель оттягивал разговор, но Влад поначалу не придал этому значения - он был слишком рад увидеть отца. И всё же во время пира, устроенного во дворце по случаю "счастливого спасения государя", княжич иногда отвлекался от общего веселья и задумывался, сам не зная почему.
Казалось, для беспокойства не было причин, ведь жизнь вернулась в прежнюю колею - семья снова жила в Тырговиште, отец снова сел на трон. "Всё стало, как раньше! - уверял себя четырнадцатилетний Влад, но сам же себе возражал. - Нет, не совсем, как раньше. В прежние времена отец стремился жить без лжи и очень печалился, если приходилось врать, а теперь он врёт и при этом весел".
В прежние времена отец досадовал, если приходилось вспоминать о той злосчастной войне, когда он "провожал" турецкое войско в земли венгров. Родитель печалился именно потому, что обманул венгерских жителей, которых поклялся защищать. А теперь он обманул даже не венгров, а своих собственных подданных, и радовался этому. Конечно, Влад понимал, почему же отцу пришлось соврать про свою жизнь у турков. Княжич и сам бы на отцовом месте поступил бы так, ведь иначе пришлось бы объяснять каждому встречному, что католик Янош оказался злее султана-магометанина. "Ну да, отец соврал. С кем не бывает!" - успокаивал себя княжич, и всё же перемены в отцовом поведении мешали есть, пить и плясать на пиру, забыв обо всём.
На другой день после окончания дворцовых празднеств отец привёл старших сыновей в свои покои, затворил двери и, убедившись, что никто из слуг не слышит, сказал:
- Теперь я могу открыть секрет, как мне удалось сторговаться с султаном и забрать у него детей жупанов.
- Можешь? - сразу встрепенулся Мирча, который ещё в лагере возле Дуная стремился выпытать у отца эту тайну, но так и не выпытал, хотя приставал с расспросами не один раз.
- Да, теперь могу, - повторил родитель и вдруг сделался грустен. Казалось, что он предпочёл бы не рассказывать об этом вовсе, но был должен.
Влад обратился в слух, а отец тяжело вздохнул и произнёс:
- Султан отдал мне сыновей жупанов, потому что вместо этих детей я обещал султану привезти к его двору двух своих, - родитель совсем не гордился такими словами и виновато потупился. Он больше ничего не говорил и ждал, что скажут сыновья, но по всему было видно, что их слова ни на что не повлияют, ведь обещание, данное султану, не получилось бы взять назад.
Владу на мгновение показалось, что родитель обезумел: "Своих детей? Добровольно? Как это возможно? И ради чего? Ради того, чтобы жупаны-старожилы сделались благодарными и начали беспрекословно слушаться?"
Владу показалось, что он до сих пор совсем не знал своего отца и только сейчас обнаружил, к чему тот стремился. До сих пор княжич был уверен, что для родителя есть вещи поважнее власти - такие вещи, которыми ни за что не пожертвуешь. Превыше всего отец ценил семью. Ведь ради жены и своих будущих сыновей он поступился честью храбреца и сбежал из Тырговиште от своего дяди. Ради жены отец снова поступился честью и поклонился Жигмонду, забыв, что король чуть не сгноил его в тюрьме за ничтожную провинность.
А вот теперь получалось, что стремление к власти заглушило другие чувства. Ради этой власти родитель был готов отдать всё. Ранняя смерть матери вдруг показалась княжичу очень странной. Насколько Влад помнил, мать болела редко, а вот государыней не прожила и пяти лет. Отец как будто пожертвовал женой, прямо не сознавая этого, но всё же её смерть стала платой за власть. А теперь, уже прекрасно сознавая, что делает, родитель пожертвовал двумя сыновьями. "Кого ещё он отдаст прежде, чем очнётся от безумия, которое им овладело!?" - подумал Влад и впервые за всю жизнь, глядя на отца, испугался его.
Мирчу отцовская новость ошарашила точно так же, как Влада. Наверное, старший брат ожидал услышать всё, что угодно, но не это. Влад видел лицо брата и был почти уверен, что сам выглядит точно так же - растерянным. А вот родитель не видел лиц сыновей. Он по-прежнему стоял, опустив голову, и ожидал возражений или вопросов.
Меж тем Влад, когда первый испуг прошёл, попытался найти в отцовском решении разумное зерно и даже оправдать это решение. "Ведь ты сам недавно видел турков возле Дуная, - сказал себе княжич. - Ты пришёл к выводу, что они не такие уж и страшные. Ты видел, что у них на службе много христиан, и что все эти христиане живы, здоровы. Значит, жить у турков вполне можно. Совсем недавно ты был в этом уверен. А теперь что же? На попятную? Только потому, что тебе предстоит доказывать свою правоту на собственном примере?"
В первую минуту Влад подумал, что решение отца безумно, но теперь стал убеждать себя, что родитель не отправил бы сыновей туда, где им будет грозить опасность. "Ведь он и сам только что вернулся от турков, где жил, как дорогой гость, - напомнил себе княжич. - А теперь, судя по всему, мне предстоит занять его место. Ну и чего же тут бояться? Я займу! Я готов!"
Четырнадцатилетний отрок вдруг устыдился своего страха. Устыдился ещё и потому, что вспомнил давнюю историю о том, как отец - в то время ещё не князь, а только соправитель - отвозил султану дань. "Отец считал это ответственным поручением и не отказывался, - вспомнил Влад. - Ведь отказаться означает испугаться, а трусость это позор". И вот теперь история повторялась. Владу предстояло пережить такие же приключения, которые переживал его родитель в ранней молодости. "Я похож на отца не только внешне, но и судьбой", - в очередной раз сказал себе Влад, и теперь предстоящая поездка к туркам почти что радовала. Ведь она сделала бы отца и сына ещё более похожими.
И тут княжич вспомнил, что родитель сказал лишь о том, что отправит к султану двоих сыновей, но не назвал имена.
- Отец, а кто поедет? - спросил Влад и даже поймал себя на мысли, что
