И мистер Брон положил чек на стол.

– Я возьму чек, – сказал мистер Мельмотт, – но учтите, я не считаю, что это снимает с него вину. Он мерзавец.

– Во всяком случае, он вернул деньги, случайно попавшие ему в руки, единственному лицу, имеющему право принять их от имени молодой дамы. До свидания.

Мистер Мельмотт все-таки протянул руку в знак дружбы. Мистер Брон ушел. Мельмотт позвонил в колокольчик, приглашая лорда Ниддердейла, а чек смял и сунул в карман. Он сразу сообразил, что теперь нечего и думать о том, чтобы привлечь сэра Феликса к суду.

– Как вы, милорд? – с самой любезной улыбкой приветствовал он Ниддердейла.

Тот объявил, что он как огурчик.

– Вы не выглядите опечаленным, милорд.

Лорд Ниддердейл, предпочитавший сделать перед несостоявшимся тестем хорошую мину, исполнил припев к старой песенке, которую мои читатели, возможно, помнят:

Сэм, выше нос!

Не плачь о своей судьбе!

В нашем городе столько милашек

Будут рады тебе.

– Ха-ха-ха, – рассмеялся Мельмотт, – замечательно. Не сомневаюсь, что их и впрямь много. Но вы же не позволите этой глупой истории встать между вами и Мари.

– Право, сэр, не знаю. Мисс Мельмотт очень убедительно показала, что питает склонность к другому джентльмену и равнодушна ко мне.

– Безмозглая девчонка! Романтичная дура. Начиталась романов и вообразила, что должна с кем-нибудь убежать.

– Как я понял, она в этом не преуспела, мистер Мельмотт.

– Да. Разумеется, мы вернули ее из Ливерпуля.

– Говорят, она уехала дальше джентльмена.

– Он бесчестный негодяй и пьяница. Моя девочка теперь все поняла. Больше она таких глупостей не выкинет. Конечно, милорд, я очень сожалею. Как вы знаете, я всегда был с вами честен. Она мое единственное дитя, рано или поздно ей достанется все, что у меня есть. То, что она получит, сделает ее мужа богачом – то есть я хочу сказать, если она выйдет замуж с моего дозволения. Через год или два я надеюсь, не трогая моего капитала, удвоить то, что даю за ней сейчас. Конечно, вы понимаете, что я хочу для нее высокого положения. Думаю, я могу назвать мою цель благородной. Выскочи она за того мошенника, я был бы безутешен. Итак, милорд, скажите, что для вас ее глупая выходка ничего не изменила. Я очень с вами честен и ничего не пытаюсь скрыть. Конечно, это была неприятная история. Девушки романтичны, тут ничего не попишешь. Однако не сомневайтесь, это происшествие вам на руку. Оно излечит ее от слабости к сэру Феликсу Карбери.

– Да уж. Хотя, клянусь Богом, девушки всё прощают.

– Она его не простит, уж поверьте. Она услышит всю историю. Вы можете видеться с нею в точности как прежде.

– Ну, не знаю, мистер Мельмотт.

– А почему? Вы же не откажетесь от слаженного дела из-за такой глупости! Они даже не встретились.

– Не по ее вине.

– Деньги будут сразу, лорд Ниддердейл.

– В деньгах я не сомневаюсь. И никто больше меня не хочет получить солидный доход. Однако, клянусь Богом, нешуточное дело, когда девушка только что убежала с другим. Все об этом знают.

– Через три месяца все об этом забудут.

– По правде сказать, сэр, я думаю, вы недооцениваете характер мисс Мельмотт. За все время она ни разу меня не обнадежила. Да, перед Рождеством она однажды сказала, что поступит, как вы прикажете, но с тех пор она очень изменилась. Помолвка была разорвана.

– Не по ее вине.

– Да, но она этим воспользовалась, и я не вправе ее винить.

– Просто зайдите завтра и сделайте ей предложение еще раз. Или в воскресенье утром. Не будем отменять слаженное дело из-за девичьей фанаберии. Заглянете в воскресенье около полудня?

Лорд Ниддердейл задумался о собственном положении и наконец ответил, что в воскресенье, может быть, зайдет. После этого Мельмотт предложил «перекусить» в некоем консервативном клубе в Сити, добавив, что они как раз успеют туда до заседания совета. Лорд Ниддердейл был не прочь перекусить, однако выразил мнение, что совет – чепуха.

– Для вас, может, и чепуха, молодой человек, – ответил председатель, – но я должен там быть ради вашего будущего состояния.

Молодой человек направился было к парадной лестнице, но Мельмотт взял его за плечо и развернул.

– Сюда, Ниддердейл, сюда. Мне нужно выбраться незаметно. Меня тут дожидаются люди, уверенные, будто я могу заниматься делами с утра до вечера, не держа во рту маковой росинки.

И они спустились по черной лестнице.

В клубе консервативный свет – который всегда кушает очень хорошо – принял мистера Мельмотта со всем радушием. Приближались выборы, о многом следовало поговорить. Он безупречно играл роль финансового туза – стоял посреди комнаты в шляпе и громко говорил с десятком людей одновременно. И ему было важно показать клубу, что лорд Ниддердейл с ним. В клубе, разумеется, знали, что лорд Ниддердейл – жених его дочери, получивший согласие если не от нее, то от него, и что дочь эта пыталась – но безуспешно – убежать с сэром Феликсом Карбери. В случае любой неприятности главное – устранить ее и двигаться дальше. Присутствие лорда Ниддердейла было почти верным знаком, что неприятность устранена и, по сути, забыта. Без малого в три мистер Мельмотт вернулся на Эбчерч-лейн с намерением подняться к себе по черной лестнице, а лорд Ниддердейл двинулся на запад, раздумывая, стоит ли ему оставаться претендентом на руку мисс Мельмотт и как на это посмотрят остальные. Ему думалось, что еще несколько лет назад так поступить было нельзя – его бы все презирали, но теперь значение имеет только успех и поступать можно как угодно. «В конце концов, это чисто денежная сделка», – сказал он себе.

Мистер Лонгстафф тем временем перешел от скуки к нетерпению, от нетерпения к досаде, от досады к возмущению. Несколько раз он обращался к Майлзу Грендоллу, но у того всегда находился ответ. Канадская депутация намерена разрешить вопрос сегодня же утром, поэтому не уходит. А сэр Грегори Грайб проявляет исключительную даже для банкира настойчивость. Банк не может определить завтрашнюю учетную ставку, не посоветовавшись с мистером Мельмоттом, а это дело страшно канительное. Поначалу мистер Лонгстафф был ошеломлен, какие люди приходят к мистеру Мельмотту, но, по мере того как росла досада, пиетет его перед депутацией и сэром Грегори Грайбом уменьшался, а когда к досаде присоединился голод, он решил, что не ставит их ни во что. Разве он не мистер Лонгстафф из Кавершема,