Шрифт:
Закладка:
– Мэри сказала, что Феликс вернулся утром и что он никуда не уехал! – воскликнула Гетта.
Несчастная женщина не нашла в себе сил обнажить перед дочерью пороки ее брата, не могла сказать, что он ввалился домой пьяным в седьмом часу утра.
– Да, он вернулся, – ответила совершенно убитая леди Карбери. – Кажется, это был какой-то план, связанный с Мексиканской железной дорогой, и он отменился. Феликс очень расстроен и нездоров. Я о нем позабочусь.
Больше Гетта ни о чем не спрашивала весь день. А теперь, за час до обеда, леди Карбери стояла над лежащим сыном, намереваясь добиться объяснений.
– Феликс, – сказала она, – поговори со мной, Феликс. Я знаю, ты не спишь.
Он застонал, отвернулся от нее и глубже зарылся под одеяло.
– Тебе надо подняться к обеду. Уже почти шесть.
– Ладно, – выдавил он наконец.
– Что это все означает, Феликс? Ты должен мне сказать. Все равно рано или поздно придется. Доверься матери.
– Мне так худо, матушка.
– Тебе будет лучше, когда ты встанешь. Что ты делал прошлой ночью? Что сталось с твоим замыслом? Где твои вещи?
– В клубе… А сейчас лучше уйди и пришли ко мне Сэма.
Сэмом звали мальчика-слугу.
– Хорошо, я уйду, но, Феликс, ты должен рассказать мне все. Что случилось?
– Ничего не вышло.
– Но почему не вышло?
– Я не уехал. Что толку спрашивать?
– Сегодня утром ты сказал, что мистер Мельмотт узнал о вашем плане.
– Я так сказал? Стало быть, наверное, так и есть. Ох, матушка, мне хочется умереть. Все бесполезно. Я не буду вставать к обеду. Останусь здесь.
– Тебе надо что-нибудь съесть, Феликс.
– Сэм подаст сюда. Скажи, пусть принесет разбавленного бренди. Мне так худо от всего этого, что я совершенно без сил. Не могу сейчас разговаривать. Если он принесет бутылку содовой и немного бренди, я все тебе расскажу.
– Где деньги, Феликс?
– Я потратил их на билет, – ответил он, стискивая виски.
После этого мать ушла, решив, что позволит сыну лежать до завтрашнего утра, но, после того как он взбодрится по собственному рецепту, стребует с него объяснения. Слуга сбегал за бренди и содовой, и Феликс, пообедав в постели, сумел наконец забыться сном.
– Он заболел, маменька? – спросила Гетта.
– Да, душа моя.
– Может быть, надо послать за доктором?
– Нет, душа моя. Завтра ему будет лучше.
– Маменька, думаю, тебе станет легче, если ты мне все расскажешь.
– Не могу, – ответила леди Карбери, заливаясь слезами. – Не спрашивай. Что проку спрашивать? Все очень, очень плохо. Мне нечего сказать, кроме того, что я разорена.
– Он что-нибудь сделал, маменька?
– Нет. Что он мог сделать? Откуда мне знать, что он делает? Он ничего мне не говорит. Не спрашивай меня больше ни о чем. О боже, лучше бы мне остаться бездетной!
– Ах, маменька, ты про меня? – Гетта подбежала к матери и опустилась на диван рядом с ней. – Маменька, скажи, что ты не про меня.
– Тебя это затрагивает так же, как меня и его. Я жалею, что не осталась бездетной.
– Ах, маменька, не будь ко мне так жестока! Разве я плохая дочь? Разве не стараюсь тебе помогать?
– В таком случае выйди за своего кузена, Роджера Карбери. Он хороший человек и может о тебе позаботиться. По крайней мере, ты добудешь дом для себя и друга для нас. Ты не такая, как Феликс. Ты не играешь в карты и не пьешь – потому что ты девушка. Но ты упрямая и ничего не хочешь для меня сделать.
– Маменька, по-твоему, я должна выйти замуж без любви?
– Любовь! Была ли у меня любовь? Много ли ты видишь вокруг этой твоей любви? Отчего тебе его не любить? Он джентльмен и хороший человек – мягкий и добрый. Он посвятит всю жизнь заботам о твоем счастье. Ты считаешь Феликса очень дурным.
– Я никогда так не говорила.
– Но подумай, не причиняешь ли ты мне такую же боль отказом сделать для нас то, что в твоих силах? Однако у тебя и мысли нет пожертвовать ради других даже своей фантазией.
Гетта тут же встала с дивана. Мать снова ушла наверх, а Гетта задумалась над ее словами. Правильно ли выйти за одного, когда любишь другого? Правильно ли вообще выходить замуж исключительно для блага семьи? Тот, за кого она может выйти, – человек, боготворящий землю под ее ногами, – и впрямь таков, как говорит ее мать. И даже лучше. Мать говорила о его доброте и мягкости. Гетта знала, что он к тому же отважен и благороден. Именно к нему она прибегла бы сейчас за советом, не будь он в нее влюблен. Гетта многим пожертвовала бы ради матери. Будь у нее деньги, она бы рассталась с ними без колебаний. Время, душевные склонности, мечту о счастье и даже жизнь – все это она отдала бы. Она согласилась бы обречь себя на нищету, одиночество, горестные сожаления – но только не связать свою жизнь с нелюбимым.
– Не знаю, что тут объяснять, – сказал Феликс матери.
Она спросила, почему он не уехал в Ливерпуль, помешал ли им Мельмотт, сообщила ли Мари, что отец ее задержал или что она сама передумала. Однако Феликс не находил в себе силы сказать правду или хоть что-нибудь близкое к правде.
– Ничего не вышло, – объявил он. – И разумеется, меня это подкосило. Да, я действительно выпил немного шампанского, когда узнал. Поди выдержи такой удар. Мне сообщили в клубе. Не знаю, что дальше на меня нашло. Я был не в себе. Я правда собирался ехать, вот билет, если не веришь. Я заплатил за него тридцать фунтов. Сдача должна быть в кармане. Не забирай ее, это все мои деньги.
Разумеется, он не упомянул деньги Мари и те, что получил от Мельмотта, а поскольку мать о них не знала, то и не могла возразить. Больше ничего она от сына не добилась, но была уверена, что скоро узнает все от других.
В тот вечер, часов в девять, на Уэльбек-стрит заглянул мистер Брон. Последнее время он частенько
