разумным было бы позволить финансовому магнату вернуться домой с решением отменить обед. Скорее всего, еще до утра магнат бы раскаялся в своих словах, а если бы продолжал упорствовать, императору нашли бы на вечер занятие получше обеда у британского коммерсанта. Сторонники сразу разлюбили бы мистера Мельмотта, и на вестминстерских выборах прошел бы кандидат от правящей партии. Увы, лорд Де Гриффин не обладал прозорливостью, чтобы все это увидеть. Он действительно пошел к мистеру Уилсону и передал тому требования Мельмотта.

– Приведите его сюда, – сказал мистер Уилсон. Опытный министр всегда считает, что заполучить друга или задобрить врага не слишком большой ценой – дело стоящее. – Он ведь делает что-то на Востоке?

– В Индии ничего, – ответил лорд Де Гриффин. – Затея с подводным кабелем совершенно утопична.

Мистер Уилсон велел помощнику измыслить связь между Китаем и мистером Мельмоттом, а лорда де Гриффина отправил привести финансиста.

– Мой дорогой Альфред, позвольте мне самому устраивать мои дела, – говорил Мельмотт, когда вернулся подсекретарь. – Я знаю свое положение и умею себя поставить. Обеда не будет. Чтоб мне провалиться, если кто-нибудь из этой братии отобедает в понедельник на Гровенор-сквер.

Лорд Альфред был настолько ошеломлен, что уже подумывал пробиться к премьер-министру (которого ненавидел и с которым был не знаком), дабы предупредить того о нависшем бедствии. Явление подсекретаря спасло его от хлопот.

– Если вы подниметесь со мной, – зашептал лорд Де Гриффин, – это можно будет устроить. Вообще-то, так не принято, но, коли желаете, вас представят.

– Да, я желаю, – громко произнес Мельмотт. Он был из тех, кому обязательно надо трубить о своей победе, иначе она не в радость.

– Будьте любезны следовать за мной, – сказал лорд Де Гриффин.

Итак, Мельмотта подвели к императорскому подножию. Он собирался произнести небольшую речь, совершенно забыв, что его китайское величество разговаривает через двух переводчиков, однако безмолвная торжественность Сына Неба усмирила даже и его, так что он прошел, ничего не сказав о грядущем банкете.

Он добился своего и по пути к дому бедного мистера Лонгстаффа на Брутон-стрит был совершенно несносен. Лорд Альфред, усадив мадам Мельмотт с дочерью в карету, попытался сбежать, но Мельмотт его не отпустил.

– Поезжайте с нами, Альфред. Мне нужно до сна решить еще два-три вопроса.

– Я еле на ногах стою, – взмолился несчастный.

– Скажете тоже! Посмотрите на меня! Я с утра работал как вол.

Если бы он, как всегда, сел в карету первым, его прислужник сбежал бы. Мельмотт, опасаясь такого дезертирства, положил руку ему на плечо, и несчастный сдался. Всю дорогу хвастливый голос звучал без умолку, но поскольку слов было не разобрать, они не требовали мучительного внимания. Когда же в личный кабинет мистера Лонгстаффа принесли сигары, бренди и содовую, победная труба зазвучала во всю мощь.

– Я намерен им показать, что к чему, – говорил Мельмотт, расхаживая по комнате. – Мой девиз – услуга за услугу. Я – им, они – мне. Не каждый бы согласился потратить десять тысяч фунтов на частный прием для государственного гостя. Я не знаю никого, кому это по силам. Они мне ничего толком дать не могут. Слава богу, они мне не нужны. Но я требую уважения. Принц вел себя со мной по-свински, Альфред, и в понедельник я воспользуюсь случаем ему об этом сказать. Полагаю, человек имеет право говорить у себя дома со своими гостями.

– Если вы скажете принцу что-нибудь, что ему не понравится, вы можете проиграть выборы.

– К дьяволу выборы, сэр. Я баллотируюсь как делец, не как придворный – как человек, понимающий коммерцию, а не как прихлебатель принца. У вас в Англии еще не все это понимают, но я ничуть не ниже любого принца.

Лорд Альфред, глядя на него, вспомнил старый герцогский дом и поежился.

– Скоро я им всем покажу. Сегодня ж я им показал, а? Мне сказали, у лорда Де Гриффина доход шестьдесят тысяч годовых. Что такое шестьдесят тысяч? Разве он не побежал по моему слову как миленький? Разве я не заставил их всех сделать, что хочу? Вы вечно пытаетесь меня учить, но я знаю людей получше многих из вас, кто много о себе мнит.

Это тянулось целую длинную сигару, и позже, медленно идя к дому на Маунт-стрит, лорд Альфред мучительно думал, нет ли у него способа вырваться из нынешней кабалы.

«Скотина! Боров! Хам!» – снова и снова повторял он про себя.

Глава LV. Церковная благотворительность

Успех Мельмотта, богатство Мельмотта, прошлое Мельмотта много обсуждали в Суффолке. Он побывал здесь во плоти, а как известно, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Он останавливался в Кавершеме, многие здесь знали, что мисс Лонгстафф живет сейчас в его лондонском доме. О продаже Пикеринга написали все суффолкские и норфолкские газеты. Слухи о былых мошенничествах Мельмотта и шаткости нынешнего его положения повторяли не реже, чем слухи о несметности его капиталов. О побеге мисс Мельмотт тоже напечатали в газетах, и, хотя сэра Феликса не признавали «настоящим суффолкцем», он был связан с графством своей фамилией, и по этой причине тоже все связанное с Мельмоттами принималось местными близко к сердцу. Суффолк очень старомоден. Суффолку в целом не нравилось мельмоттство. Суффолк, который, боюсь, неисправимо консервативен, не верил в Мельмотта как в консервативного члена парламента. Суффолк краснел за Лонгстаффов и осуждал продажу Пикеринга, и особенно продажу Пикеринга Мельмоттам. Сразу припомнили, что еще вчера, по суффолкским меркам, Лонгстаффы были торговцами. В целом Суффолк был свято убежден, что Мельмотт обобрал до нитки каждого акционера Франко-австрийской страховой компании.

Как-то утром мистер Хепуорт был у Роджера, и они обсуждали Мельмотта, вернее – неудавшееся похищение.

– Я ничего об этом не знаю и спрашивать не намерен, – сказал Роджер. – Разумеется, когда они были здесь, я слышал, что он хочет на ней жениться. И у меня сложилось впечатление, что она готова за него выйти. Дал ли отец согласие, я не интересовался.

– Судя по всему, не дал.

– Такой брак стал бы худшим несчастьем для них обоих. Мельмотт, вероятно, обанкротится со дня на день, а у моего кузена мало что нет ни шиллинга, он еще и спустит любые деньги, какие попадут ему в руки.

– Так вы думаете, Мельмотт окажется пшиком?

– Пшиком! Разумеется, он пшик, богат он или беден. Вульгарный прощелыга от начала и до конца, ничтожество, о котором нам с вами и говорить бы не стоило, не будь его карьера знаком нынешнего упадка. Куда мы катимся, если такого принимают с почетом в наших