Шрифт:
Закладка:
Мика пристально смотрит на широкую ладонь существа. Вот-вот да, именно такая ладонь её, должно быть, сейчас касается. Такая же мощная, сильная. Да уж, совсем не Сашка. И пальцы-то у него какие!.. Не грубые, нет.
И, да, по общим чертам в тени угадывается мужчина. А вот его лицо как-то вовсе не разобрать. Ну, оно по идее есть, но такое… Всё густотой, тьмой размыто. Детали-то дорисовать можно… Но лучше всё-таки не присматриваться, нет, пусть лица у него не будет, просто хорошая, по-скульптурному выверенная голова.
Мышцы, бицепсы. Бёдра подтянутые, удобная поясница. Как классный борец с плакатов и передач Леночки.
Да, вот он её на качельке катает. Обхватил своей сильной ладонью тонкий поручень. Мягко ведёт к себе, от себя же отталкивает.
С таким сильным другом ночью на улице совсем не тревожно. Даже не так: с таким сильным другом в принципе нигде не тревожно. Приходил бы он в гости чаще…
Хороший, уверенный, сильный друг.
Мика жмурится, как можно плотнее сцепляет ноги. Да, конечно же, там внутри всё очень приятно. Спокойно, но очень-очень комфортно. Обтягивающе, вот.
Этой мысли она улыбается, этой же мысли кивает. Позволяет себе новый, теперь свободный и вольный вдох — вместе с тем и поднимается в воздух. А на выдохе — падает, ловя затылком, шеей, мурашками поднявшимися на коже ветер.
Раньше она задумывалась про разные игрушки, которые можно было бы утащить к себе перед сном. Но и сожительство, да и сами объектики… От одного их вида Мика сразу же сделала вывод: бесполезно играть. Проиграет. Для победы их надо заказывать, а заказывать хорошо, когда есть, на что.
Лодочка и качельки лучше. Особенно, когда вместе с другом. Даже и с таким, который очень редко её навещает.
Волнительное ощущение разделительного миканочества. О таком даже никому не расскажешь. Ну… Ленке как-то рассказывала, а она такая: «Ты что, под ешечками?». Обидно было! Воображения у неё нет просто.
А у Мики есть!
И друзей, как у Ленки, ей вот вовсе не надо. И без них хорошо!
… С Сашкой классно …
Но она отвлекается. У неё есть друг. И он с ней вот в этот момент. И совсем для неё, единственной. Ни к кому больше по ночам не приходит. К Ленке не приходит так точно. И не надо, пусть о ней и не думает.
А она б на него запала…
Он ведь высокий такой… И даже не думает прикасаться. Просто чинно стоит чуть поодаль, методично покачивает за поручень.
А Мика не хочет его к себе пригласить?
Ему ведь, наверное, должно быть так же одиноко, как ей. Ну… Иначе бы он не приходил тихим, не опускался на край постели.
Не утешал бы её. Не делился своим обществом. Так делают только те, кому общества не хватает. Особенно в компании с Микой.
Мика сжимается, сводит плечи.
Как же ей нравятся эти ладони. Какие же у него ловкие, чуткие пальцы.
Почему? Вот почему она с ним не обнимается, почему он стоит поодаль? Ну, что, что не так?.. Она бы обхватила ногами его поясницу. Очень удобно бы села. Он бы её ещё и локтями поддерживал. Держал бы её. Вот так, на себе, на своей качельке катал. Он же должен, нет, он обязан уметь так делать. Он не имеет права так не уметь.
Дышать становится совсем сложно, перед глазами — тени, разводы, блики. Пятна перед глазами. Проникающие, давящие, облегающие, обволакивающие тёплые, жаркие пятна.
Рот сам собой открывается. Мика жадно глотает воздух, часто-часто ловит новые вдохи, выдохи.
Лодочка бы такого не вынесла… Это совсем по-новому. Но дышать. Важно — не забывать дышать. В ритм сильно стучащему сердцу.
Оглушающе, уже не до пятен, до полной, закрывающей темноты.
Как если б вот та самая мощная, хорошая, правильная ладонь ей сейчас легла на затылок. Вот, вот так, забирая пальцами волосы. Поднимая голову Мики. Как раз, вот, на новом, так удачно подставленном вдохе.
Язык-то приглашающе вытянут. Она им тянется, захватывая, очерчивая, представляя уплотняющийся, тугой воздух. Ребристый, сильный. Напористый.
Задерживает выдох, вместо него — шумно сглатывает. Поддаётся руке. Рука знает, рука указывает Мике её место. Не жестами указывает. Направлением. Тем, как и где гладит, как подводит, придерживая чуть выше шеи.
Мика ловит живые, яркие, настоящие ощущения. Не кончиком, всей поверхностью языка, губами чувствует кожу.
Главное — держать ритм. Не путаться в своих и чужих движениях. Когда губы цепляют только по краю — здесь — выдохнуть. И, тут же, в момент до того, когда и под нёбом, и дальше — вот до этого — сделать вдох. Чтоб на вдохе всё получалось. Тогда глотка ещё раскрывается. Она-то и так раскрывается… Или распирается… В общем, вот так — удобней.
И, да, обязательно дышать через нос. Ртом можно только вдыхать и сглатывать. Особенно, когда лицо упирается в волосы.
Это подушка у неё так порвалась, да? Перья такие… Надо бы днём зашить. Да и на вкус не ткань.
На вкус — очень яркое, образцовое воображение. Воспитанное воображение.
И Мике нравится этот вкус. Вкус силы. Вкус, которым ей её нужность напоминают. Очень важный и правильный вкус.
Она опять сглатывает. Ей нравится дрожь по горлу. Эта дрожь и в шею, и в плечи, она по всему телу расходится.
И нравится, что научилась не задыхаться. Она ведь очень крепко прижата, очень сильно и цепко насажена. И, при этом, по размеру всё идеально подходит. Как для него сделана.
Мика счастлива, что её друг доволен. Что он проводит эту ночь вместе с ней. И что у неё получается всё делать правильно. Вот, когда рот свободен — не-е-ет, не отпускать, зацепиться краями губ. Мягонько зацепиться. Они уже слюной смочены. Так что вернуть на место. Ну, может, не так глубоко.
Нажим на затылке слабнет: она и так знает, как нужно себя вести. Хоть кому-то должна показывать, чему в тайне от всех, на одной теории научилась!
Как там было… Сначала только краями губ. Потом — наклонить голову. Не спеша, плавно, можно где-то до половины. Чтоб и не до глотки, но и — вполне ощутимо. Чтоб языку пространство оставить. Язык-то нужен! Им вот, у верха, и по краям. То с одной стороны, то
