Шрифт:
Закладка:
Картина тухнет в переходе на темноту.
***
Покосившаяся приоткрытая дверь в белый свет.
Серый Джонни с трубкой. За спиной — мощный Чёрный Фрэнки, обнимающий тощего Жёлтого Сэмми. Зелёная Нэнси чуть-чуть поодаль, прислонившаяся к косяку.
Маленький Белый держит лапку невысокой Лялечки. Они стоят спинами к товарищам. Уходят в заливку из ослепительно-яркого.
Последний кадр — обернувшийся Дрю, крупный план на его глубокие-глубокие, полные карие глаза. А в них, как в двух мутных зеркалах — улыбчивая и хитрая. Всё-таки скалящаяся, вильнувшая хвостом изящная зелёная кошка в аккуратную салатовую полоску: чуть-чуть у плеч, между вскинутых ушек на хохолке.
Контемп Белой Маски. Запись
Всё размытое, в ряби и лёгких помехах, полосках. Освещение то в синих, то в бежево-серых тонах.
Статичный кадр. Из-за ракурса ощущаемая просторной комната.
Обшарпанные розоватые обои. Край окна у левой стены. Там же, под подоконником, угадывается часть простой односпальной кровати. Высокая подушка у изголовья. Одна рука и вторая, обнимают её. Подушка так смята, как будто в неё упираются.
Едва слышный скрип половиц, фокус немного теряется, экран немного покачивает то в одну, то в другую сторону. Плавно опускается к полу, показывая раскиданные по паркету пачки серого «Вэста», синего «Бонда». Пластмассовые и стеклянные пустые бутылки «Хмельницкого».
Кадр опять в ряби и волнах: сильный поворот, быстрый. Среди размытого угадываются черты шкафа, дальше в фокусе зашторенное окно, подоконник белый. То самое окно над кроватью.
Камера плавно опускается.
Теперь в фокусе лежащая ничком, лицом в подушку голова с копной всклоченных чёрных волос.
Плавный спуск к тонкой шее, оттянутому воротнику, открывающему вид на расслабленные, разведённые плечи.
Руки лежащей подогнуты, отведены за подушку, обнимают её. Аккуратные и изящные.
Под одеждой едва угадываются спокойно сложенные лопатки. Спокойно, тихо то поднимающаяся, то опускающаяся спина.
Края футболки смяты-скомканы, лежат сильно выше оголённого верха худой поясницы. Запись фиксирует кожу, буквально натянутую на явственно-проступающие рёбра.
Плотно прилегающие к телу, обтягивающие фигурные бёдра джинсы.
Прямые ноги. Ступни в зелёных носках, пальцы то и дело сгибаются.
Камера вздрагивает, чуть покачивается, цепляя края смятых простыней вокруг сложенных вместе стоп. В кадре появляется тянущаяся к ним широкая светлая ладонь. Аккуратно касается верхнего края правого носка, чуть-чуть его поднимает. Открывает лодыжку.
Слышится мягкое, спокойное дыхание, шорох ткани.
Быстро приближающаяся белая простынь, гулкий стук и чёрный экран.
Всё ещё слышны тихие-тихие шорохи — и всё чёрное как будто плывёт, как если камеру двигают объективом к постели.
Скрип матраса. Новый гулкий стук где-то выше, лёгкий металлический лязг. Последовательность слабо-различимых звуков.
Прогибающаяся темнота. Вдавливающаяся темнота.
Опять шорохи. Возня. Трение.
***
«Раздеть — это не о том, чтобы показать, а про то, чтоб лишить защиты» — выбито, как эпиграф на плёнке.
***
Камера поднята над полом, хорошо цепляет пространство комнаты, хоть запись всё ещё фонит и идёт помехами.
Угол кровати по-прежнему в кадре, теперь ещё и видно отведённую оголённую, свисающую к полу по стянутой простыне женскую ногу.
Розовые, чуть обшарпанные обои на стенах. Приоткрытая дверца шкафа с зеркалом. Угадывается отражение части штатива.
Основное внимание в центр комнаты.
На небольшом вязаном коврике стоит человек.
Зелёные носки на широких, явно не по их размеру, ступнях. Покрывают их, как балетки.
Джинсы в обтяжку. Так стянуты, что по верхней пуговицы ширинки видно: едва, только чудом не рвутся.
С футболкой та же картина: она едва налазит на торс, полностью открывает живот, а рукава до того короткие, что, как будто и нет их вовсе.
Волосы человека пышные, светлые. Раскидистые, распущенные. Волнами-прядями стелются на плечи и за спину.
Лицо разобрать сложно, видны только отдельные детали: много ярких теней под глазами. Не менее яркая помада на пухлых губах. Щёки в накладном румянце.
Руки отведены за спину.
Он стоит, гордо закинул голову к потолку. Чуть-чуть качается из стороны в сторону. Похож на стебель, тронутый лёгким ветром.
Так проходит какое-то время. Картинка не меняется, только рябит полосками и помехами.
Человек опускает взгляд, теперь смотрит ровно в центр кадра. Его глаза слишком смазаны тенями и тушью. А вот яркие губы — там, да, читается спокойная, выверенная улыбка. Широкая.
Раз кивает. Ещё, и ещё. Нечасто, но методично, как будто отсчитывает слышимый только ему ритм.
Дальше — он поднимает руку, а сам — прогибается назад в спине так, что видны вытягивающиеся под грудь края футболки — и, из этого выпада, человек поворачивается левым боком. Картинно вытягивает перед собой ногу — и не то падает, не то ступает на прямой, продавливающийся носок.
Стоит на полушпагате. Тянется — и делает новый, такой же длинный, мягкий размеренный шаг.
Не выходит за края вязаного ковра, но — очерчивает его, описывает такими выпадами полный круг.
Снова становится лицом к камере, складывает руки ладонями перед собой. Отпускает невысокий поклон.
Запись прерывается чёрным экраном.
***
«Искусство — имитация смерти. Красота — это маска страха» — белые, рваные дрожащие надписи.
***
Человек в явно чужой для него одежде ходит кругами по комнате. На каждом шагу то и дело опускается на колено, вытягивается в длинном выпаде.
Огибает разбросанную тут и там пустую пластиковую и стеклянную тёмную тару, открытые пустые сигаретные пачки.
Замирает, встав в центре круга. Опять боком к камере, твёрдо стоит на колене.
Резко поворачивает голову точно в кадр. Вскидывает её гордо, так, что светлые пряди откидываются и встряхиваются, идут волнами.
Приставляет длинные тонкие пальцы рук к вискам. Поднимает голову к потолку — и медленно опускает к полу. При этом видно, что его глаза широко-широко раскрыты. Даже веки чуть-чуть дрожат, дёргаются. Но удерживается, чтоб не моргать — и не отводит пристального прямого взгляда от объектива.
Находясь в той же позе, прикрывает сложенными ладонями рот, а локти отводит чуть за себя вверх. Держит так, как будто это чужие руки. Характерно отводит голову, словно «этот кто-то» его оттаскивает. Немного покачивается. На лице угадываются черты напряжения. Также вздымаются плечи, стопы с силой упираются в продавливающийся под ними ковёр.
Под собственным натиском, человек медленно подаётся назад, прогибается, опять оголяя живот, часть груди. Медленно, боком опускается к полу, будто бы увядает. В то же время, синхронно с
