со шлема из погребения в Вальсъерде 8

Способность человека следовать высшим этическим нормам выверялась и реализовывалась в его следовании своей Судьбе. Этот жесткий закон распространялся не только на людей, но и на асов. Эддическая мифология пронизана знанием конечной судьбы, грядущей Гибели богов. Песни «Эдды» открываются «Прорицанием вёльвы», полностью охватывающим судьбы мира – от его сотворения до его конца и последующего воскресения.

«Прорицание вёльвы» (Völuspá) относят к числу мифологических песен, сложившихся в эпоху викингов, во второй половине X в. (Стеблин-Каменский, 1975: 665). Концепция конечной гибели мира и богов Ragnarök, при бесспорном воздействии христианства (готский перевод Библии Ульфилы появился около 340 г.), органично завершила сложный мировоззренческий процесс смены «циклического» времени – линейно ориентированным. Не просто чередование хороших и дурных лет, урожайных и неурожайных сезонов, но нарастание социальных коллизий, конфликтов, катастроф суммировано в оценках эпохи; sceggöld, scalmöld, vindöld, vargöld – век секир, век мечей, век бурь, век волков (преступников) (Völuspá, 45).

«Прорицание вёльвы» – наиболее полная панорама скандинавского языческого мироздания, охватывающая сразу все его аспекты – временной, пространственный и, так сказать, социально-структурный. Последний дан в характеристиках основных групп мифических существ (включая людей от первой пары, Аска и Эмблы, исполинов-йотунов «рано рожденных», асов, карликов, норн и ванов, валькирий и хтонических чудовищ, живых мертвецов и будущих эйнхериев), и – это главное в содержании песни – мир отождествляется с судьбами асов, отображенными в высшие, роковые мгновенья:

Гарм лает громко у Гнипахеллира,привязь порвется, вырвется волк,она много ведает, я много предвижу,судьбы славных и сильных богов.(Прорицание вёльвы, 44, 49, 58.)

Сотворение мира, война асов с ванами, похищение Одином священного меда, распря с Локи – все это лишь экспозиция главных событий, и страшный час пророчества – это худшее из времен:

Брат будет биться с братом насмерть,нарушат сестричи нравы рода;мерзко в мире, нет меры блуду;век мечей, топоров, теперь треснут щиты,век ветра, век волка, пред света концомни один человек не щадит другого.(Прорицание вёльвы, 45.)

Как и в «Речах Высокого», но с отчетливо негативной оценкой, картина распада родовых устоев – время сотрясения мироздания:

Иггдрасиль дрогнул ясень высокийвой в древнем древе на воле ётун.(Прорицание вёльвы, 47.)

В страшном сражении один за другим гибнут асы, и вместе сними – сражающиеся против них чудовища. Битва завершается картиной глобальной, космического масштаба, огненной катастрофы:

Черным стало Солнце, суша тонет в море,светлые звезды сыплются с неба.пар жарко пышет и жизни питатель,пламя до самого поднялось неба.(Прорицание вёльвы, 57.)

Смысл апокалипсического финала, однако, не в окончательном уничтожении мира, а в свершении «судеб славных и сильных богов»: после гибели асов

Видит она, как вышла сноваземля из моря в зеленой обнове.Бурлит ручей парит орел,видит сверху и выловит рыбу.(Прорицание вёльвы, 59.)

Рис. 111. Один, скачущий на Слейпнире (рисунок королевы Дании Маргариты II)

Время обратимо; гибель асов – «это не формальная, а, так сказать, этическая предопределенность» (Стеблин-Каменский, 1976: 53). Критерий orðrómr сохраняет свою действенность:

Сбираются асы на Идавеллир,и о Поясе мира мощном судят(помнят асы о прошлых деяниях)и о данных Одином древних рунах.(Прорицание вёльвы, 60.)

Представление о посмертной славе в памяти поколений дополнялось представлением о ниспосланной свыше, созданной асами общественной организации людей, выраженным в «Песни о Риге», также одной из древнейших в «Эдде» (Гуревич, 1973).

«Песнь о Риге» (Rigsþula) повествует, как, посетив последовательно три родительские пары, ас Риг стал родоначальником рабов, свободных и знати. Каждая семейная чета получила от Рига некие наставления, видимо, тождественные «Речам Высокого»:

Риг им советыумел преподать(Песнь о Риге, 5, 17, 33.)

Дифференциация социально-этических норм подкреплена различиями внешнего вида и образа жизни. Уродливые и грязные потомки раба-Трэля

удобряли поля,

строили тыны,

торф добывали,

кормили свиней,

коз стерегли.

(Песнь о Риге, 12.)

Семейство свободных крестьян-общинников отличается сравнительным благообразием, хорошей добротной одеждой. Патроним сословия, Карл, родился «рыжий, румяный, с глазами живыми». Подрастая, он

быков приручали сохи им ладил,строил дома,возводил сараи,делал повозкии землю пахал.(Песнь о Риге, 22.)

Рис. 112. Деталь конской упряжи из Сёллестеда, Фюн, Дания.

Украшение выполнено в стиле Еллинг, представляющем традицию старых скандинавских «звериных орнаментов» X в. Национальный музей, Копенгаген

Знатные одеты в цветные одежды с металлическими украшениями, в доме у них – оружие, ценная утварь, на столе – дичь и вино. Родившийся от Рига маленький Ярл

щитом потрясал,сплетал тетивы,луки он гнул,стрелы точил,дротик и копьяв воздух метал,строил дома,скакал на коне,натравливал псов,махал он мечом,плавал искусно.(Песнь о Риге, 35.)

Затем ему были открыты тайны рун; в знаниях и искусствах Ярла превзошел его сын, юный Кон, Konungr – «конунг».

Самое главное, что фиксирует «Песнь о Риге», это момент преобразования одной общественной системы в другую. Мифические «родительские пары», в свою очередь, связаны между собою отношениями родства (Прадед и Прабабка – Дед и Бабка – Отец и Мать); но на их потомков эти отношения словно бы не распространяются.

Ai + Edda = træl

Afi + Amma = Karl

Fadir + Módir = Jarl

Естественная генеалогическая структура (прадед – дед – отец) преобразуется в социально стратифицированную.

Миф эпохи викингов запечатлел процесс распада родовых морально-этических ценностей. Ранняя его фаза отражена в «Песне о Риге». Кодекс норм в «Речах Высокого» относится, по существу, к следующей ступени, когда личность и ее судьба, а также оценка этой судьбы обществом становятся самой значимой из ценностей. «Прорицание вёльвы» обобщает представление о всемогуществе, неотвратимости и неизбежности Судьбы, которой подвластны даже боги. Героическое последнее сражение асов словно моделирует идеальную норму поведения, которой в конечном счете должен следовать каждый из людей этой эпохи, когда родовые связи распадаются, время, кольцеобразно струившееся, обретает линейную направленность и люди, заключающие длинную цепь поколений, вступают в «век мечей, век секир, век бурь, век волков».

8.4. Структура «Эдды»

«Эдда» – название, достаточно случайно закрепившееся за корпусом древних исландских мифоэпических песен, а несколько раньше – за созданным Снорри Стурлусоном в XIII в. прозаическим комментарием к северным мифам, образам и оборотам скальдической поэзии «Младшая Эдда» (или «Эдда Снорри», как ее называют, отличая от стихотворной «Старшей Эдды»). Рукопись «Эдды» получила это обозначение в 1643 г. (Мелетинский, 1968: 5). Этимология слова неясна (Гуревич, 1975: 14). В самом тексте «Эдды» это слово встречается единственный раз, в качестве имени первой из женщин родительских пар «Песни о Риге», Прабабки. Значение его, собственно, и исчерпывается этим обозначением самой ранней степени родства в цепи предков. Приблизительно можно перевести его как «Пра-».

Рис. 113. Украшение в виде головы на санях Шетелига, найденных в Усеберге.

Такие головы, очевидно, предназначались для того, чтобы внушить страх, который был важным элементом при создании художественного эффекта.

Музей кораблей викингов, Осло

Песни «Эдды», сгруппированные в две большие части – Песни о богах и Песни о героях (мифические и эпические), с дополнительными (не вошедшими ни в один из блоков, но тематически относимыми к какому-либо из них), в жанровом плане дифференцируются по видам песен, обозначаемым