– Ну, если бы ему понравилось, то мне бы не понравилось точно, – Аркрайт пожал плечами.

– Глупости! – рассмеялась она, становясь больше похожей на себя. – Вы совсем как мистер Сирил Хеншоу. Да, согласна, мистер Калдервелл иногда любит регтайм. Но ему нравится и хорошая музыка!

– Да, ему нравится кое-что хорошее, – мрачно согласился Аркрайт, серьезно глядя на единственный предмет, который нравился Калдервеллу – по мнению Аркрайта, конечно.

Алиса, не ведая об устремленном на нее меланхоличном взгляде и о его причинах, весело рассмеялась.

– Бедный мистер Калдервелл! – воскликнула она, касаясь клавиш и извлекая из них первые мягкие ноты. – Нельзя винить его за нелюбовь к тому, что он зовет стенаниями блуждающих душ. Он просто так устроен.

Аркрайт воздержался от ответа. Резко взмахнув рукой, он отвернулся и принялся шагать по комнате. Алиса играла ноктюрн. Она играла умело и с чувством, и Аркрайт остановился примерно на половине.

– Господи, это прекрасно! – выдохнул он, когда затихли последние звуки.

– Вам нравится? – прошептала она.

В комнате было очень тихо и полутемно. Последние лучи позднего июньского заката наполняли комнату золотым светом, но теперь и они исчезли. Хотя пианино стояло у окна, Алиса с трудом различала ноты ноктюрна.

Аркрайту казалось, что воздух еще дрожит от чудесной мелодии, которая только выпорхнула из-под ее пальцев. Глаза его вспыхнули, он забыл обо всем и видел только Алису в полутьме – Алису, которую он любил. С тихим восклицанием он шагнул к ней.

– Алиса!

Девушка резко вскочила, но она вовсе не потянулась к нему, отшатнулась, и выражение ее лица слишком уж напоминал ужас.

Алиса тоже забыла обо всем на мгновение, ускользнула в мир, где не было ничего, кроме музыки и мужчины, которого она любила. Потом музыка умолкла, а мужчина произнес ее имя.

И тогда Алиса все вспомнила. Она вспомнила Билли, которую любил этот человек. Вспомнила долгие дни, которые он держался от нее подальше – скорее всего, чтобы спасти ее. И теперь, услышав, как он произносит ее имя, она почти открыла ему сердце.

Неудивительно, что Алиса торопливо пересекла комнату и включила свет.

– Господи, – поежилась она, стараясь не смотреть Аркрайту в глаза, – если бы тут был мистер Калдервелл, он мог бы с полным правом говорить о стенающих душах. В темноте эта музыка кажется пугающей! – И, чтобы он не понял, какая боль терзает ее сердце, она улыбнулась как можно веселее.

При упоминании Калдервелла Аркрайт замер. Огонь в его глазах потух. Мгновение он молчал, а потом серьезно заговорил.

– Калдервелл? Да, пожалуй. Вам виднее, наверное. Вы же часто с ним видитесь, как я понимаю.

– Да, наверное. Он часто здесь бывает.

– Да, я слышал. После вашего появления в этом доме, конечно.

Смысл его слов был очевиден. Алиса быстро посмотрела на него. Она хотела возразить, но тут ей пришла в голову мысль, что у нее появился отличный способ доказать этому мужчине, что она отнюдь не нуждается в его заботе и сочувствии. Она не стала подтверждать сказанное им, но не стала и возражать – пока.

– Глупости! – засмеялась она, надеясь, что предательская краска на щеках ее не выдаст, и предложила: – Давайте споем несколько дуэтов.

Аркрайт, поняв внезапную смену с ее стороны именно так, как она надеялась, последовал за ней к пианино, скрепя сердце.

– «В полях, под снегом и дождем» [22], – запел он через несколько мгновений.

«Теперь я не могу ей признаться. Теперь я знаю, что она любит Калдервелла, – мрачно думал он, – ничего хорошего из этого не выйдет, и она только расстроится, отвергнув меня».

– «В полях, под снегом и дождем», – вторил ему альт Алисы, низкий и чистый.

«Теперь-то он не будет меня избегать, чтобы меня же спасти!» – думала Алиса радостно.

Глава XXI

Настает очередь Билли задавать вопросы

Несколько дней Аркрайт не заходил к Алисе Грегори, потому что не хотел ее видеть. Он устало твердил себе, что она не поможет ему побороть эту тигровую шкуру на его пути. Само ее присутствие лишало его воли к борьбе.

Поэтому он держался подальше от Приложения до дня, предшествующего его отплытию в Германию. Тогда он пришел попрощаться.

Раздосадованный своей глупостью и неспособностью понять собственное сердце, а также убежденный, что Алиса и Калдервелл влюблены друг в друга, он не видел для себя другого выхода: поступить как человек чести, уступить дорогу своему счастливому сопернику и не позволить никакой тени омрачить счастье девушки, которую он любил.

Но придерживаться прежнего веселого откровенного тона во время последней встречи было невозможно, поэтому Алиса снова преисполнилась подозрений – подозрений, которые делались только сильнее во время его очередного длительного отсутствия. Понятно, что эта встреча не обрадовала и не успокоила ни одного из них.

Аркрайт был мрачен, нервничал, а временами казался преувеличенно веселым. Алиса нервничала и пыталась быть веселой все время. Они попрощались, и Аркрайт ушел. Он уплыл на следующее утро, и Алиса приготовилась к лету, наполненному учебой и тяжелой работой.

Десятого сентября вернулась Билли – загорелая, круглощекая и радостная. Она объявила, что великолепно провела время и не может представить себе ничего прекраснее этой поездки, которую они с Бертрамом совершили только вдвоем. На заботливые расспросы тети Ханны она заявила, что совершенно отдохнула и прекрасно себя чувствует. При этом в глазах ее был какой-то невысказанный вопрос, который тете Ханне не понравился, но та ничего спрашивать не стала.

Одним из первых друзей, с которым Билли повстречалась после возвращения, оказался Хью Калдервелл.

Бертрама не было дома, когда пришел Калдервелл, так что первые полчаса Билли развлекала его одна. Ее это не огорчило, поскольку она смогла задать Калдервеллу несколько вопросов об Алисе Грегори, что давно уже собиралась сделать при первой же возможности.

– Немедленно расскажите мне все и обо всех! – начала она издалека, настроившись на интересный разговор.

– Спасибо, у меня все хорошо, и я провел довольно приемлемое лето, если не считать жары, бесконечных насекомых, нескольких серьезных разочарований и нарыва на пальце, – ответил он невозмутимо, – я один раз был в Ревере, один раз в цирке, три раза на пляже Нантаскет и, пожалуй, раз десять в синематографе. Еще я… но, возможно, на самом деле вы хотели спросить о ком-то другом? – спросил он, глядя на хозяйку дома вежливо, но без улыбки.

– Что вы, как можно? – улыбнулась Билли. – Хью, я всегда знала, что вы довольно высокого мнения о себе, но не думала, что вы считаете себя «всеми».