– Миссис Стетсон говорит, что вы бы могли помочь мистеру Хеншоу с детьми, – сказала служанка после первых вопросов и ответов. – Я помогаю, когда могу, и они в порядке, только уж очень ревут. Они у него в кабинете. Мы поместили их как можно дальше, чтобы они не тревожили миссис Хеншоу.

– Ясно, – кивнула Билли, – пойду к ним. Нет-нет, я знаю дорогу. Просто скажи миссис Стетсон, что я здесь. – Билли положила шляпку и перчатки на стол в холле и пошла наверх.

Мягкие ковры скрыли звук ее шагов. А вот крик становился все громче и громче. Она тихонько открыла дверь кабинета и остановилась, пораженная открывшимся зрелищем.

Сирил ее не увидел и не услышал. Он стоял спиной к двери. Пиджак он снял, волосы были взъерошены, как будто он то и дело проводил по ним рукой. Всегда бледное лицо покраснело, на лбу выступили крупные капли пота. Он стоял над диваном, на каждом конце которого лежал сверток из льна, кружева и фланели. Из свертков торчали сморщенные личики и по два розовых кулачка. Оба свертка самозабвенно ревели.

В одной руке Сирил держал плюшевого медвежонка, в другой – часы на цепочке. И тем, и другим он поочередно тряс над свертками.

– Хватит, милый, хороший, пожалуйста, – умолял он.

Билли прижала руку к губам, чтобы не расхохотаться.

Билли понимала, что ей нужно немедленно помочь этому несчастному человеку, но она вовсе не собиралась этого делать.

Пробормотав что-то (Билли, к сожалению, не расслышала слов), Сирил положил часы и отбросил мишку. Осторожно поднял один из белоснежных свертков на вытянутых руках. Нерешительно посмотрев на него, он принялся яростно качать младенца во все стороны и пытаться его гладить.

– Спи, моя радость, усни, – отчаянно попросил он.

Возможно, сработала перемена положения, может быть, движение, а может, просто усталость. Но крики постепенно перешли в тихое сопение, а потом и вовсе утихли.

Лицо Сирила осветилось надеждой. Он осторожно положил одного ребенка и взял другого. Теперь он тряс его и качал почти уверенно.

– Спи, моя радость, усни, – завел он снова.

На этот раз не сработало. Возможно, Сирил успел утратить навык. Может быть, просто дети родились совершенно разными. Так или иначе, этому ребенку были безразличны все покачивания, что он и доказал, заплакав еще громче – и немедленно разбудив брата на диване.

– Да спите вы уже, наконец! – взорвался испуганный, усталый, сбитый с толку отец, хватая второго ребенка и пытаясь укачать обоих сразу.

И тут Билли поспешила к ним – вся в слезах, воплощение сочувствия и нежности.

– Сирил, дай я тебе помогу! – воскликнула она.

Сирил обернулся.

– Господи, хоть кто-то пришел, – сказал он, щедро предлагая ей обоих своих сыновей. – Билли, ты спасла мне жизнь.

Билли засмеялась.

– Да, я пришла, Сирил, и я помогу, чем смогу, но я ничего не знаю о детях. Какие они хорошенькие! Сирил, а они все время так кричат?

Новоиспеченный отец немедленно встал на их защиту.

– Кричат? А почему бы им не кричать? – спросил он. – Доктор Браун сказал, что это великолепные мальчишки! К тому же у них наверняка здоровые легкие, – добавил он с усмешкой, доставая из кармана платок и утирая лоб.

У Билли не было возможности продемонстрировать Сирилу, как много – или как мало – она знает о младенцах, потому что в эту самую минуту появилась служанка с няней, и эта молодая женщина уверенно и проворно восстановила в доме мир и порядок.

Сирил, сложив с себя ответственность, посмотрел долгим взглядом на дело рук своих, но в следующую минуту огляделся и сбежал из комнаты. Билли проследила его взгляд и подавила улыбку. На рукописи Сирила на письменном столе лежала бутылочка. На спинке его любимого стула висела пеленка с розовой каймой. На табурете у пианино красовалась корзинка в ленточках и рюшах. Из-за диванной подушки выглядывал мишка, брошенный туда самим Сирилом.

Неудивительно, что Билли улыбалась. Она думала о том, что говорила Мари всего неделю назад: «Ребенок, конечно, будет жить в детской. Я бывала в домах, где детские вещи валялись везде, но здесь такого не будет. Прежде всего, это просто ужасно, но ведь я должна еще и о муже подумать. Разве может Сирил писать музыку в одной комнате с ребенком? Нет! Я буду держать ребенка в детской, и уж точно никогда не пущу его в кабинет».

Первые несколько дней после рождения близнецов Билли пришлось подавить еще очень много улыбок, но некоторые скрыть не вышло, так же как и некоторые смешки.

Билли собиралась отплывать десятого, и начало июля было заполнено в основном сборами, но ничто не могло помешать ей часто, пусть и ненадолго, навещать деверя.

Близнецы оказались сильными, здоровыми мальчиками. Две служанки и две няньки правили дом железной рукой. А Сирил… Сирил каждый день узнавал что-то новое.

– Да, он многое узнал, – сказала Билли как-то тете Ханне. – Например, завтрак ему теперь подается не когда он захочет, а когда служанка сочтет нужным, то есть ровно в восемь часов утра. Он учится пунктуальности. К тому же Сирил впервые в жизни столкнулся с поразительной новостью: в мире есть вещи важнее той музыки, над которой он сейчас работает. Например, купание близнецов, сон близнецов или колики.

Тетя Ханна засмеялась, но не слишком радостно.

– Но, Билли, у них же две няньки и две служанки, Сирилу не приходится… – она замолчала.

– Нет-нет, – улыбнулась Билли, – Сирил ничем таким не занимается, хотя я видела, что няньки иногда суют ему ребенка в руки и велят присмотреть за ним какое-то время. Но Мари нужен покой, а детская прямо у ее спальни. Когда дети плачут, ей становится плохо. А эти двое проказников еще явно между собой договорились: и если один ревет без всякого повода, то второй немедленно присоединяется. Так что няньки обычно хватают первого заревевшего и несут его подальше, а дальше всего от детской находится кабинет Сирила.

– Ты хочешь сказать, что они носят детей в кабинет Сирила?! – тут вознегодовала даже тетя Ханна.

– Да, – улыбнулась Билли, – я думаю, что их гигиенические правила одобряют отсутствие ковров, занавесок и безделушек. В его кабинете теперь своего рода продолжение детской.

– Но… Но Сирил! Как же он к этому относится? – ничего не понимала тетя Ханна. – Разве может Сирил такое вытерпеть? Что он говорит?

Билли снова улыбнулась и подняла бровь.

– Милая моя тетя Ханна, а вы много знаете людей, способных что-то сказать одному из