полицейских властей, не зная, что делать. В результате такого отношения военных бунтующая толпа, которая на глазах войск, не сдерживаемая ими, громила дома и склады евреев, должна была прийти к заключению, что эксцессы, в которых она предавались не незаконному предприятию, а скорее работе, получившей одобрение правительства. К вечеру беспорядки усилились из-за прибытия большого числа крестьян из окрестных деревень, желавших заполучить часть еврейской добычи. Некому было остановить эти толпы; войска и полиция были беспомощны. Все они упали духом и были убеждены, что подавить беспорядки подручными средствами невозможно. В восемь часов вечера пошел дождь, сопровождаемый холодным ветром, который в значительной степени способствовал рассеянию толпы. В одиннадцать часов на место прибыли свежие войска. Утром 17 апреля прибыл новый батальон пехоты, и с этого дня общественный порядок в Елисаветграде больше не нарушался.

Весть о «победе», так легко покорившей евреев Елисаветграда, пробудила дремлющую погромную энергию в непросвещенных русских массах.

Во второй половине апреля беспорядки произошли во многих селах Елисаветградского района, а также в ряде городов и поселков соседней Херсонской губернии. В деревнях работы по уничтожению ограничивались гостиницами, которые содержали евреи — многие крестьяне считали, что они действуют в соответствии с имперскими приказами.

В городах и поселках были снесены все еврейские дома и магазины, а их имущество разграблено. В городе Ананьеве, в Херсонской губернии, народ подстрекал местный житель по имени Лащенко, который уверял своих горожан, что центральное правительство отдало приказ о расправе над евреями за то, что они убили царя, и что эти приказы были преднамеренными. удерживается местной администрацией. Подстрекатель был схвачен полицией, но вырван толпой, которая бросилась на евреев. В результате беспорядков было разрушено около двухсот домов и магазинов на окраинах города, где скрывался еврейский пролетариат. Центральная часть города, где жили наиболее зажиточные евреи, охранялась полицией и военным отрядом и поэтому осталась нетронутой.

3. ПОГРОМ В КИЕВЕ

Движение постоянно набирало обороты, а инстинкты толпы становились все более и более необузданными. «Мать городов русских», древний Киев, где на заре русской истории евреи вместе с хазарами были знаменосцами цивилизации, стал ареной беззаконной ярости диких полчищ. Здесь погром был тщательно подготовлен тайной организацией, распространившей слух, что новый царь отдал приказ истребить евреев, убивших его отца, и что гражданские и военные власти окажут помощь народу, а те, кто невыполнение воли царя влекло за собой наказание. Местные власти во главе с генерал-губернатором Дрентельном во главе, который был реакционером и ярым ненавистником евреев, знали не только о неизбежности погрома, но и об избранном для него дне, воскресенье, 26 апреля.

Уже 23 апреля произошла уличная драка, сопровождавшаяся нападениями на прохожих-евреев, что стало прелюдией к погрому. Накануне рокового воскресенья полиция предупредила евреев, чтобы они не покидали своих домов и не открывали завтра свои магазины. Евреи были в недоумении. Они не понимали, почему в столице генерал-губернаторства с ее многочисленными войсками, которые по намеку своего командующего могли в зародыше пресечь всякого рода беспорядки, мирным гражданам велено прятаться от надвигающегося нападения, вместо того, чтобы принять меры для предотвращения самого нападения.

Тем не менее к совету полиции прислушались, и в роковой день евреев на улицах не оказалось. Это, однако, не помешало многочисленным бандам бунтовщиков собраться на улицах и заняться преступной деятельностью. Погром начался на Подоле, в части города, густонаселенной евреями. Вот описание очевидца: «В двенадцать часов дня воздух уныло огласился дикими криками, свистом, глумлением, улюлюканьем и смехом. Огромная толпа мальчишек, ремесленников и рабочих шла маршем. Весь город был завален «Босоногой бригадой». Началось разрушение еврейских домов. Окна и двери начали летать, и вскоре после этого толпа, получив доступ к домам и магазинам, стала бросать на улицу абсолютно все, что попадалось им в руки. Облака перьев закружились в воздухе. Грохот разбитых оконных стекол и рам, плач, крик и отчаяние, с одной стороны, и страшные вопли и глумление, с другой, дополняли картину, напоминавшую многих участников последней русско-турецкой войны. о том, как башибузуки нападали на булгарские села. Вскоре после этого толпа бросилась на еврейскую синагогу, которая, несмотря на крепкие решетки, замки и ставни, была разрушена в одно мгновение. Надо было видеть, с какой яростью сброд набросился на свитки, которых было много в синагоге. Свитки были разорваны в клочья, втоптаны в грязь и уничтожены с невероятной страстью. Вскоре улицы были забиты трофеями уничтожения.

Повсюду валялись обломки посуды, мебели, домашней утвари и других предметов. Не прошло и двух часов после начала погрома, как большинство «босоногой бригады» превратилось в хорошо одетых господ, причем многие из них за это время чрезмерно располнели. Причина такой внезапной перемены была достаточно проста. Те, кто разграбил магазины готовой одежды, надели по три-четыре костюма и, не удовлетворившись еще, брали под мышки все, что попадалось под руку.

Другие уехали на повозках, увозя с собой мешки с добычей... Христианское население спасалось от разорительных действий толпы тем, что вставляло в окна свои святые иконы и рисовало кресты на воротах своих домов.

Пока шел погром, по улицам Подольского уезда маршировали взад и вперед войска, разъезжали на лошадях казаки, двигались взад и вперед пешие и конные разъезды.

Кое-где проходили армейские офицеры, в том числе генералы и высшие гражданские чины. Кавалерия спешила туда, откуда доносился шум. Прибыв туда, она окружала толпу и приказывала ей разойтись, но толпа только двигалась в другое место.

Таким образом, работа по разрушению продолжалась без помех до трех часов утра. Били в барабаны, раздавались приказы, толпа была окружена войсками и приказала разойтись, а толпа продолжала свои атаки со все возрастающей яростью и свирепостью.

В то время как одни разбойничьи шайки «занимались» на Подоле, другие действовали на главных магистралях города. В каждом случае дикая и пьяная толпа — «среди них не нашлось ни одного трезвого человека», по свидетельству очевидца, — творила свое отвратительное дело в присутствии солдат и полицейских, которые через несколько экземпляры отгоняли бунтовщиков, но, чаще, сопровождали их с места на место, составляя как бы почетный эскорт. Время от времени на улицах появлялся сам генерал-губернатор Дрентельн в окружении великолепной военной свиты, включавшей губернатора и начальника полиции. Эти представители государственной власти «увещевали народ», а последний, «сохраняя гробовое молчание, отступал» только для того, чтобы возобновить свою преступную работу после отъезда властей.

Кое-где на месте не было ни войск, ни полиции, и бунтовщики смогли дать волю своим звериным инстинктам.

Демиовка, пригород Киева, ночью была захвачена толпой погромщиков. Сначала они уничтожили салуны, напоив