Воронов слышал это и теперь придирчиво осматривал опалубку, поглядывая изредка на уверенное, решительное лицо Синельникова. Массивы ему нравились.

Однако на скальных выработках они снова сцепились.

В неглубоком скальном забое только что подорвали очередной отвал, и теперь камень лежал грудой, завалив все подходы. Здесь же, возле бурового станка, возился уже знакомый Воронову Семен; его скуластое лицо было потным и злым.

– Разве это забурники? – спрашивал он, сердито перебирая кучу стальных стержней. – Это стамески, а не забурники! Два раза повернешь – и выбрасывай.

Но Воронова удивили не столько забурники – тут заводской брак, – сколько разборка и отвозка подорванного камня: и здесь разбирали вручную, а отвозили теми же тачками.

– Неужели экскаватор нельзя поставить? – спросил Воронов с заметным оттенком горечи.

Михаил молчал, поглядывая на главного инженера. Воронов понял, что это разговор уже не новый, и ждал теперь ответа не от Михаила, а от Синельникова.

– Я не против экскаватора, – ответил главный инженер, – но на этом карьере его можно использовать часа четыре в смену. А остальное время что он будет делать?

– Подумать надо, – сказал, насупившись, Воронов.

– Подумайте, – обронил главный инженер.

И Воронов уловил иронию.

– Заботиться прежде всего следует о том, чтобы избавиться от этих тачек, – ответил Воронов запальчиво.

– А коэффициент использования техники? Кто будет об этом заботиться?

– Это все для бумажной отчетности…

– Простите, что именно – «это»? Простои вы считаете бумажной отчетностью? Но за простои платить надо? За чей счет?

– А на чей счет запишем эту ручную маету?

– Так вы теперь хозяин, вы и решайте, – учтиво улыбнулся Синельников.

В последнюю очередь осматривали жилье: несколько дощатых бараков и оставшийся еще с зимы палаточный лагерь. Палатки были высокие, длинные, пожелтевшие от дождей и солнца и чем-то напоминали соломенные скирды. В каждой такой палатке тесно стояло на дощатом полу четырнадцать коек, а проход почти полностью занимали две громоздкие печи да длинный стол, похожий на топчан. В палатке было чисто и душно от нагретого солнцем полотна.

– Холостые в палатках живут? – спросил Воронов.

– В основном да, но есть и семейные, – ответил Михаил.

– Да, временные трудности, – озабоченно сказал Синельников.

– Ох уж эти временные трудности! – заметил Воронов. – Иногда они очень затягиваются.

– А что же вы хотели? Людей, которые строят город, сразу поселить в новые дома? Кто же для них должен построить эти дома? – спрашивал Синельников, и в его голосе опять послышалась ирония.

Воронов вспомнил, как вчера, знакомясь с титульными списками управления, всюду встречал одну и ту же картину – планы в целом выполнялись, а строительство жилья отставало. Перекрывалось это отставание за счет производственных объектов. «Легче уложить лишний кубометр бетона в док, чем возиться с отделкой домов, – думал Воронов. – Легче и спокойнее. А то, что люди живут в палатках, так это временные трудности!..»

И он сказал как бы между прочим:

– Так-то оно так… Но вот эти дома… Когда их должны построить?

– Еще в первом квартале сдать должны, – торопливо ответил Михаил.

– Что вы говорите? – удивленно воскликнул Воронов. – Вот ведь они какие, эти временные трудности…

– Людей у нас не хватает, – вяло ответил Синельников. – Вы же понимаете, что жилье требует большего количества людей, чем, допустим, бетон…

– Еще бы!

– То-то и оно… А впрочем, вы теперь командуете здесь, вам и карты в руки. Покажите, как надо избавляться от этих временных трудностей.

Синельников коротко попрощался и прошел к своему «газику». Шофера у него не было, он водил машину сам. Через минуту его «газик», оставляя рыжие клубы пыли, катил по разбитой грузовиками дороге.

Не понравился ему этот новый инженер. «Тоже мне ревизор… – думал он про Воронова. – Все с подвохом норовит. И кажется, склонный к демагогии…» Синельников в общем был доволен тем, что ему быстро удалось отделаться от Воронова. Вчера всю ночь главный инженер кутил с друзьями, а теперь у него трещала голова. Ему хотелось бы свернуть домой и поспать немного, но он опасался, что начальник ждет его специально и хочет проверить: когда уходит главный инженер на обед. А потом при случае напомнит ему: «Мы должны уходить с работы последними. Мы – руководители. За нами смотрят, равняются по нас…» Синельников быстро гнал машину по красновато-желтой пыльной дороге с шершавым щебеночным покрытием к центру города, как условно назывался в Тихой Гавани район Управления. Здесь, среди двух этажных домов на увалистой, точно спиленной сопке красовалось трехэтажное белое здание с тяжелым фронтоном. Оно строилось под трест, и теперь его просторные кабинеты, кроме Управления, занимал Дом техники, а на первом этаже расселились еще и монтажники.

Синельников быстро поднялся к себе на второй этаж. Его кабинет находился рядом с кабинетом начальника, а промежуточную комнату, как и обычно, занимала секретарша. Она встретила его приветливой улыбкой, кокетливо откинув голову и подставляя щеку для поцелуя.

– Что за глупости, Неля! – строго сказал Синельников.

– Да никого нет.

– Черт знает что! – недовольно проворчал он и торопливо поцеловал ее в щеку.

Это была совсем еще юная девушка с копной коротко остриженных черных волос, тонкошеяя и оттого похожая на черную хохлатую птицу. Она приехала сюда два года назад по комсомольской путевке, перебрала несколько профессий, пока Синельников не приютил ее у себя.

– Где Лукашин?

– Только что ушел на обед.

– Пешком?

– Разумеется.

– Моционит… Успею догнать?

– Конечно.

– Ну пока! Ступай обедать, Неля, – бросил на ходу Синельников.

Начальника догнал он на просеке, проложенной под высоковольтную линию.

Лукашин стоял на тропинке возле стальной опоры и, прикрываясь рукой, смотрел наверх – там сидел, нахохлившись, ястреб возле свитого на самой макушке гнезда.

– Неплохо приспособился, а, деятель?! – заметил он, радостно щурясь. – Умнейшая тварь.

Лукашин любил прогулки – его сухое, серого цвета, словно пропыленное цементной пылью лицо выражало постное благодушие.

– А может быть, он подстерегает владельца этого гнезда? Кто знает, – поддержал разговор Синельников.

– Отвез новичка?

– Ознакомил.

– Ну, какое впечатление?

– Да не поймешь его: на вид – битюг здоровый, а ломается, как разборчивая барышня, – то ему не по душе, это не по сердцу!

Лукашин безмятежно улыбнулся.

– Да, на вид он ничего парень. Что ж, поживем – увидим.

4

Надежды Воронова на семейную жизнь не оправдались. Его невеста, или полужена, как он говорил, ответила, что приехать не сможет – очень занята…

И теперь он помимо воли своей в часы тягостного вечернего одиночества думал о ней, об их встречах, о прошлой ленинградской жизни.

Его поездку на Камчатку некоторые из друзей, и особенно она, назвали в свое время бегством