Вереница небольших клетушек внизу… Господин Летелье и герцог д’Аньес, согнувшись пополам, медленно продвигались вперед… С вибрирующим от гулких ударов сердцем они добрались до лома Вирашоля. Герцог, наклонившись, замахал руками, словно веслами…

– Искать нужно на потолке, – сказал ему астроном. – Смотрите-ка! Что это?

Пять неподвижных тел, удерживающихся у потолка за счет своей поразительной легкости, были ощупаны одно за другим и признаны человеческими телами. Как и следовало ожидать, анормально высокое давление их жестоко деформировало; их раздуло, как тела утонувших в морских глубинах. Но самое поразительное заключалось в том, что сарваны оказались людьми, людьми специфичными, само собой разумеется, и все же людьми! Как! Эти существа вакуума, эти невидимые, почти невесомые создания, не имеющие ни системы кровообращения, ни дыхательного аппарата, эти коллекционеры и мучители людей, сами были людьми!

Не тратя время на напрасные размышления, господин Летелье приказал обвязать их тяжелыми цепями, чтобы не смогли улететь, после чего невидимые трупы были помещены в принесенные кем-то маленькие цинковые гробы, заполненные льдом.

Затем господин Летелье передал их доктору Монбардо и велел доставить на бульвар Сен-Жермен, в его лабораторию, для посмертной аутопсии. Сам он обещал быть там через час, чтобы сразу же приступить к работе.

На этом под протесты некоторых докторов, которые не упустили возможности покричать о неправомерном захвате, господин Летелье ощупью возвратился в машинное отделение. Впоследствии он вспоминал, что тогда размышлял о необычайной диспропорции, существовавшей между (средним) ростом невидимых людей и теснотой кабин аэроскафа, где, безусловно, даже самый невысокий из матросов не смог бы встать на ноги, не говоря уж о том, чтобы вытянуться во всю длину.

Машинное отделение состояло из двенадцати комнатушек, разделенных лишь тонкими колоннами. (Мало кто себе представляет, какие трудности исследователям пришлось преодолеть, чтобы пересчитать эти помещения и набросать хотя бы приблизительный их план, ничего там не видя.)

Ученые мужи, то и дело оступаясь из-за головокружения, продолжали страстно придавать форму лежавшим перед ними невидимым предметам. Все они питали живой интерес к механизмам и движущей силе, с помощью которых Невидимки активировали винт, насосы и, быть может, даже калорифер. Большинство из них были уверены, что найдут здесь даже более совершенный датчик электричества, нежели тот, что был установлен на «Ястребе».

В глубине противоположного винту отсека было обнаружено огромное множество коробочек, аккуратно расставленных на полках. Все они посредством металлических пружин были соединены с передаточными механизмами. Эти подобия аккумуляторов или гальванических элементов без труда были открыты…

В каждом из них находился труп некоего приземистого и причудливого животного (чем-то напоминавшего необычайно мускулистую жабу), помещенного во вращающийся барабан, который это животное, по всей вероятности, должно было приводить в движение и который, вращаясь, вынуждал «жабу» бегать по полому колесу, участвуя таким образом в общем труде. Эта энергия, передаваемая через небольшие рычажные механизмы на центральный вал, видоизменялась тысячью способов в механическом хаосе.

Итак, эти цивилизованные особи верхнего мира, эти люди, похоже обладавшие научными познаниями в самых разных сферах, использовали в качестве движущей силы животных! Их жабы-рабы крутились в барабанах, как белки в круглых клетках, как идущая перед молотилкой по туманному склону лошадь! То были животные, превращенные в машины, живые инструменты, напоминающие гребцов на галерах былых времен; то были жабы-каторжники!

Эти домашние амфибии казались чрезвычайно легкими, столь легкими, будто были наполнены водородом. Компрессия их сильно изуродовала. Всего их насчитали порядка ста тридцати штук, что позволило известному физику, мсье Соломону Кану, в шутку сказать, что мощность аэроскафа составляла сто тридцать жабо-сил.

И это свидетельствовало о наличии в надвоздушном мире целой невидимой фауны вакуума.

Господин Летелье забрал несколько задохнувшихся животных с собой. Помещенные в лед с грузилами, они отправились тем же путем, что и их покойные хозяева.

В это время инженеры, которые поглаживали, простукивали, натирали и аускультировали машины, открыто восхищались их сложным и хитроумным устройством. Однако сферическая форма в них играла роль столь комичную и важную, что самые степенные техники покатывались со смеху, обнаруживая у себя под пальцами такое количество шариков, шаров, комков и прочих шишек.

Насмеявшись до слез, они принимались ворчать из-за того, что проклятая невидимость не позволяла им понять устройство этих механизмов. Несколько слепых молодых людей, выбранных за их ум среди стипендиатов одного из институтов, тактично оказывали им очень ценную помощь.

Но это была полумера, и вскоре господин Летелье заметил, что для дальнейшего изучения устройства аэроскафа и его деталей совершенно необходимо сделать их видимыми.

Ах! Чем только не пытались его красить! Но аэроскаф оставался невосприимчивым ко всем видам грунтовки. Ничто не оставляло на нем следов, как и ранее – мел Вирашоля. Начиная с клеевой и заканчивая эмалевой, одна за другой были безуспешно перепробованы все виды краски.

Такая неудача побудила астронома забрать куски подвоздушного судна для химического анализа, чтобы изготовить краску, способную закрепиться на невидимом веществе и таким образом заставить его проявиться.

А пока господин Летелье довольствовался тем, что вызвал бригаду лепщиков, которые тут же принялись формовать самые простые части, в том числе – щипцы-корзину и винт. Так по крайней мере люди получали хотя бы муляжи.

День клонился к закату.

– Пойдемте, – сказал астроном герцогу д’Аньесу. – Теперь наш черед препарировать сарванов… Как только подумаю о дочери, так, мне кажется, я бы с удовольствием и живых их искромсал в клочья!.. Пойдемте, мсье. Захватим с собой того слепца, которого вы видели внизу; его зовут Луи Куртуа, и он хорошо разбирается в анатомии. Директор этого учреждения мне его горячо рекомендовал. Сходите за ним, если не трудно.

Когда эта троица рука об руку покинула Гран-Пале, гипсовый винт уже явился на свет, причудливый и невероятный, совершенно белый – точная копия того чудесного винта, что был придуман не людьми.

Глава 15

Правда о сарванах

Сгоравший от нетерпения доктор Монбардо ожидал их в лаборатории на бульваре Сен-Жермен, прекрасной художественной мастерской, которую господин Летелье переоборудовал для всевозможных научных опытов на седьмом этаже своего дома. Доктор расхаживал по ней широким шагом под резким светом электрической дуги. На столе он расставил сверкающие стальные контейнеры и обладающие различными химическими свойствами жидкости, позаимствованные им по такому случаю у парижских коллег.

Параллельно выстроившимся в ряд пяти цинковым ящикам расположились небольшие охладительные коробки с опытными образцами мотолягушек.

Герцог д’Аньес и господин Летелье вызвались открыть один из этих ящиков. Доктор тем временем, не прекращая шагать взад и вперед, высказывал свое возмущение, обращаясь к слепому