Шрифт:
Закладка:
Где-то через час наши шеренги вошли на территорию лагеря. Добровольцы разбредались по свободным местам за столами, чтобы почистить свое оружие. Устроившись за одним из них, я медленно и аккуратно стал разбирать свой АК.
— Неправильно. Смотри, сначала крышку снять нужно, — я обернулся.
Рядом со мной присел молодой парень, лет двадцати пяти — двадцати семи. Светлые волосы аккуратно зачесаны набок, открытое лицо, без шрамов и оспин. Он говорил тихо и медленно, с расстановкой. Меня поразили его глаза, широкие, чистые, с длинным ворохом темных ресниц. Готический нос, прямой, без горбинки. Когда он улыбался, становилось чуточку теплее, словно ты знал этого человека всю жизнь.
— Спасибо за подсказку, — ответил я. — Рузай.
— Якшур, — его рукопожатие было крепким, настоящим, попросту говоря, мужским. — Ты давно приехал?
— Да нет, вчера только заехал, а ты?
— Уже почти три недели как здесь.
— Ну и как тебе?
— Нормально. Если не считать духоты в палатке, все отлично, — он улыбнулся. — Знаешь, мы скоро уезжаем.
— Я слышал об этом. Как считаешь, я смогу с вами поехать?
— Ты по специальности кто?
— Хирург.
— В принципе, думаю, что они могут тебя включить в список. Медики, говорят, очень нужны. А тренировка тебе в принципе такая не нужна. Это для штурмов, понимаешь о чем я?
Да, я понимал, что он имеет в виду.
— Обратись к Татарину, может, включит тебя в список. И уедешь с нами.
То, что говорил Якшур, для меня было сущей правдой. Как специалист, оперирующий врач, я бы смог принести больше пользы там, за ленточкой, нежели здесь на полигоне, стрелять по мишеням и выполняя в своем роде тактические маневры.
Сдав свой почищенный автомат в арсенал, я отправился к Татарину.
Я нашел его на улице возле вагончика. Он вел беседу с одним из добровольцев. Последний что-то активно пытался доказать Татарину. Жестикулируя руками, он говорил:
— Татарин, это был первый и последний раз.
В его словах чувствовалась нотка отчаяния.
— Здесь тебе не место. Я все сказал. Черным по белому, алкоголь запрещен. Вы что, блять, себе позволяете? Я предупреждал?
Доброволец, опустив голову, молча слушал.
— Здесь ребята обучаются, тренируются. Каждый из них, — он махнул рукой в сторону палаток, — каждый из них понимает, куда он пришел.
— Я понимаю, Татарин.
— Что ты понимаешь? — Татарин того и гляди готов был взорваться. Его поза была угрожающей. — С тобой разговор окончен. Собираешь вещи и покидаешь лагерь, ты меня понял?
Доброволец кивнул головой в знак согласия.
Я выждал несколько минут, давая Татарину время остыть.
— Татарин, на разговор можно?
Последний обернулся. Его вид выражал гнев и недоумение.
— Нет, представь какой… Еще оправдывается! Ал кашкой за километр тащит. — Он смачно сплюнул на землю. — А ты чего хотел?
— Татарин, я слышал, добровольцы завтра выезжают?
— Да, вечером автобус будет.
— Послушай, я бы тоже хотел отправиться.
— Хм, Рузай, ты только вчера прибыл, эти уже больше трех недель занимаются.
— Татарин, как хирург я все-таки полезнее буду там, нежели здесь, как считаешь?
Татарин задумался.
— Тоже верно. Все равно к медикам пойдешь, дело свое знаешь.
Татарин жестом пригласил проследовать за ним. В вагончике было душно. Крупные капли пота сочились по моему лицу.
— Смотри, вот списки, кто едет. Познакомился с Белесом?
— Так точно, — ответил я.
— Хорошо, завтра отправляешься.
— Во сколько?
— Скажу за пару часов. Но шмурдяк лучше подготовить заранее. Все понял?
— Так точно, — ответил я.
— Ладно, свободен.
Я вышел на улицу, чувствуя явное облегчение. Все стало более-менее прозрачным. Перспектива остаться в лагере еще дней на двадцать удручала. На улице смеркалось. Первые звезды показались на небе. Их тусклый свет был таким далеким и призрачным. Я молча подошел к своей палатке. За столом рядом я услышал дикое гоготанье и смех. Затем последовала нецензурная брань.
— Я сейчас тебе такого подзатыльника ввалю, ты меня понял?
— Ох ты, испугал, — и снова дикий, заражавший всех вокруг, смех.
Я сел с краю на лавку.
— Бл… ть, вот приедем домой.
— Ох, бать, еще не уехали, а ты уже домой собрался. — Снова смех.
Весельчака звали Азнеп. Добрый и суровый в одном стакане. Круглолицый, с легким загаром, с огромной пушистой бородой, он смахивал на пирата далеких морей и океанов. При виде меня он улыбнулся.
— С тобой еще не знакомы ведь?
— Нет, — ответил я.
— Азнеп, а его — Пух. — Он указал на мужчину, который стоял рядом. Пуху было за пятьдесят. Он был немного суров и предпочитал отмалчиваться.
— Пух, отец этого балбеса, — он указал на Азнепа. — А твой позывной?
— Рузай.
— Рузай, не мордвин случайно?
— Ага.
— А ты с каких краев к нам?
— Пенза, — ответил я.
Азнеп и Пух изменились в лице.
— Иди ты!.. Что, правда?
— Как есть. — Пух улыбнулся, подсаживаясь рядом на скамью.
— Мы ведь тоже с Пензы.
Приятно было встретить земляков. На душе потеплело.
— А сюда каким ветром? — спросил Азнеп.
— Принял решение. Патриот все-таки.
— Да, мы тоже. Нечего дома отсиживаться, когда такая ситуация.
— Вот-вот, посмотри. И стар и млад.
— Завтра уезжаем. Ты с нами?
— Конечно, — ответил я.
— Кстати, ты кем идешь? Штурмом?
— Да нет, я медик. Хирург.
— Ничего себе! — Азнеп от удивления присвистнул. — Слышь, бать, хирург.
— Слышу, не глухой.
На улице стало практически темно. Такое чувство, что природа накрыла землю темным непроницаемым покрывалом.
Зажглись мириады звезд на небосводе. Я закурил. Сигаретный дым приятно наполнял меня. Я подумал о завтрашнем дне. О том, что мы завтра уезжаем на фронт.
На следующий день в лагере царила всеобщая суматоха. Добровольцы упаковывали свои рюкзаки, трамбуя вещи и принадлежности. Их оказалось столько много, что я мысленно пытался представить, как все это поместится в одном автобусе. Каждый настраивал себя по-разному: кто-то шутил, смеясь полной грудью, заражая присутствующих, а кто-то был собран, натянут словно струна. Мысли были полностью поглощены предстоящей командировкой. Татарин не спеша прохаживался по палаткам, изредка давая советы, куда лучше примостить спальник, а вот берцы, — берцы лучше повесить на шнурках, снаружи рюкзака. Аптечками ведал Велес. Со знанием дела и толком он раскрывал подсумки с изображением Красного Креста и постепенно томно неоднократно объяснял добровольцам значение того или иного препарата. Для пущего эффекта лекарства подписывались маркером. Добровольцы задавали интересующие их вопросы касаемо медицины, Велес с радостью им отвечал. В тех местах, где он начинал плавать, вступал
