В свои двенадцать лет Лука был моим старшим. Внешне он был похож на свою мать, но вел себя точно так же, как я, каким-то образом унаследовав мое безрассудство и амбиции. Это было опасным сочетанием, которое я хорошо знал.

— Что случилось?

— Один мальчик приставал к Нике.

Ника — это Никола, младшая сестра. Лука сделал паузу на мгновение, невысказанные слова повисли между нами.

Никому не удается подшутить над Д'Агостино и избежать наказания.

— И? ― спросил я.

— Я разобрался с этим, но они хотят, чтобы я извинился.

Я издал презрительный звук в горле.

— Слишком мягкая английская школа.

— Я так и сказал. ― Намеки на британский говор теперь перекликались с итальянскими звуками в его голосе, и это огорчило меня до глубины души. Мои дети слишком долго находились вдали от своей родины. Лука продолжил: — Он сын какого-то заносчивого аристократа. Отец угрожает привлечь школу к ответственности.

— Хорошо. Они должны лучше защищать своих учениц. Она ранена?

— Нет, я так не думаю.

— Я хочу поговорить с ней. Скажи ей, чтобы позвонила мне. Дай мне поговорить с тем-то из школы.

Послышалось какое-то шуршание, когда Лука передал телефон.

— Мистер Перетти, ― сказал мужчина с шикарным английским акцентом, обращаясь ко мне по фальшивому имени, которое Анжела и дети взяли, когда бежали из Италии. — Это мистер Пейн, руководитель подготовительной школы. Я искренне надеюсь, что мы сможем прийти к приемлемому решению…

— Мистер Пейн, ― резко сказала я, прервав его. — Мой сын не будет извиняться, никогда. Вам повезло, что не приду туда лично, чтобы разорвать вас на части за то, что вы позволили моей дочери страдать под вашим присмотром. Если я выясню, что кто-то там — взрослый или ребенок — издевался над любым из моих детей, я сожгу эту школу дотла. Вместе с вами.

— Н-но, сэр, ― заикался Пейн. — В больнице находится другой мальчик. Он сын графа, так что вы понимаете мою дилемму.

Я поднялся со стула, так как внутри меня разгорался гнев.

— Вы намекаете, что какой-то завзятый аристократ важнее моих детей?

— Конечно, нет, но, несомненно, вы в состоянии понять, что это деликатная ситуация.

Он думал, что я дурак? Просто тупым богатым итальянцем?

— В этом нет ничего деликатного. Сын этого графа приставал к моей дочери, и мой сын положил этому конец. По моему мнению, этот мальчишка должен быть благодарен за то, что получил только побои.

Пейн сделал короткий удивленный вдох.

— Мы не одобряем насилие, мистер Перетти.

— И все же вы одобряете издевательства над десятилетней девочкой? ― Когда он не ответил, я ужесточил свой голос. — Лучше позаботьтесь о моих детях, Пейн. Если я услышу, что вы заставили Луку извиняться или что у моей дочери была еще одна стычка с другим учеником, я лично приеду туда, и вы будете моей первой остановкой. А теперь верните моему сыну его гребаный телефон.

Последовала какая-то потасовка, затем я услышал веселый голос Луки.

— Ты заставил его чуть не обделаться, папа, ― сказал он по-итальянски.

— Хорошо. Я горжусь тобой, Лука, ― сказал я. — Я знаю, что это было нелегко для тебя и твоей сестры, но это ненадолго.

— Ты привезешь нас домой?

Мое сердце сжалось, когда я услышала надежду в его голосе. Я так сильно хотел увидеть их обоих.

— Скоро, figlio mio — сын мой. Очень скоро.

— Слава Богу. Здесь не ужасно, но еда отвратительная. Мы скучаем по тебе.

— Очень скучаю по вам обоим. Ti amo, Luca — Я люблю тебя, Лука.

— Ti amo. Я попрошу Нику позвонить тебе. ― Линия оборвалась.

Чувства бурлили в моей груди, в большинстве своем это была досада на то, что мои дети так далеко. Они должны находиться рядом со мной. А какой-то пакостный английский сопляк посмел издеваться над моей милой принцессой.

Я наклонился и прижал ладони к столу, а руки тряслись от ярости. Я горел потребностью отомстить, уравнять чашу весов и вернуть себе свою жизнь. Время пришло.

Вдруг я услышал крики двумя палубами ниже.

Рот мой искривился, а в голове закрутились идеи, из которых каждая была развратнее предыдущей. Я собирался унизить Джи. Манчини, использовать ее, для того чтобы обеспечить свое будущее, и заставить ее пожалеть о том, что она родилась.

— Что ты планируешь? ― спросил Вито, с опаской глядя на меня.

Распрямившись, я показал на его телефон.

— Скажи им, что я перевожу ее сейчас, независимо от того, готова комната или нет.

— Энцо..

— Блядь, сделай это! ― приказал я, хлопнув ладонью по столу. — И больше никогда не задавай мне вопросов. Я — капо, а не ты.

Он развёл руками в знак капитуляции и достал свой телефон. Я направился к двери, с большим нетерпением ожидая возможности спуститься под палубу и разобраться с моей маленькой уличной кошкой.

□

От крика у меня саднило горло, но я не сдавалась. Только если этот псих не спустится сюда и не выпустит меня.

Он не мог держать меня взаперти вечно. Прежде всего, я бы задушила его голыми руками. Я понимала, как он ненавидел Фаусто, но не стоило втягивать меня в их мафиозные войны. Просто я была случайным свидетелем. В основном, просто невиновной. Я заходила в темницу Фаусто, когда там держали Энцо, но я ничего не сделала этому человеку.

Обнажённый пленник в этой темнице не был похож на красивого и обаятельного мужчину, который пригласил меня выпить. Он был в крови и отеках, в синяках и грязи, его руки висели под странными углами, а плечевые суставы определенно были вывихнуты. Из его растрескавшихся губ со свистом вырывался воздух, его лицо было неузнаваемым. Конечно, он страдал, но я не испытывала к нему никакого сочувствия, тем более после того, как он похитил мою сестру и засунул ей в рот пистолет.

Так что Энцо Д'Агостино мог сразу же убираться на хуй. Если он подумал, что может запереть меня, и я буду молча подчиняться, то он будет жестоко разочарован.

Я снова принялась орать и колотить, создавая как можно больше шума.

Я выломала одну из ножек у тумбочки и била ею по стене, как барабанной палочкой. Если бы кто-то наконец пришел отпереть меня, я бы тоже воспользовалась ею как оружием.

— Ты гребаный трус! ― кричала я. — Открой меня сейчас же!

В коридоре зазвенели ключи, и дверь отворилась. Я прижалась к стене, держа ножку стола высоко над головой. Как только кто-нибудь войдет, я должна была проломить ему череп.