видно как вход в трактир, так и все столы с посетителями. Иван послушно опустился на лавку, куда я указал, а к нам через пару минут подошел крепкий парняга, который, судя по его виду, может не только принести поднос с заказанной едой, но и вышвырнуть буянящего посетителя на улицу.

— Что есть, — спросил я, — чтобы накормить досыта двух крепких существ благородного происхождения… и чтоб те остались довольными?

Он окинул нас оценивающим взглядом, на Ивана посмотрел с сомнением, но если называю и его благородным, то пусть, лишь бы платили так же щедро, как благородные.

Обед нам принес не парень, что принимал заказ, а молодая девушка, очень похожая на парня, явно сестра. Быстро переставила с подноса на стол наши блюда: тушеную печень со сметаной, морковью и луком, борщ с мясом и крупные котлеты, я бы назвал их «Богатырские», с другой стороны понятно, кормятся здесь проехавшие долгий путь, аппетит зверский.

Девушка переставляла блюда не поднимая взгляда, мужчин рассматривать неприлично, в туго затянутой под подбородком косынке, даже лба не видать, надвинута по самые брови, но я смотрел вовсе не на брови, а гадал, почему даже у мелких и худющщих женщин сиськи не меньше, чем третьего размера, а то и четвертого?

Хотя, с другой стороны, разве Господь Бог не мужчина? Он же и нас создавал по своему образу и подобию, потому и смотрит на то, что он лепит с особенным удовольствием…

Иван ест бережно, промакивая ломтем хлеба соус и собирая им с тарелки остатки масла, я ел и осматривал людей в зале.

Жизнь кипит, все куда-то едут, такой контраст с сонной жизнью в деревнях и селах, и люди за столами живые, активные, только и смотрят где что урвать, предприниматели, мать их.

Ивану я заказал ещё и свиное колено, очень нахваливают за соседним столом, а то мой спутник за последние дни исхудал, настолько бережет нашу сокровищницу.

Я выложил на стол карту и сверялся с нею насчёт дорог. За соседним столом крепкий мужик, весь в чёрной разбойничьей бороде увидел, придвинулся вместе со стулом.

— Грамотный? — спросил он. — Молодец, парень. Куда путь держишь?

— В столицу, — ответил я бесхитростно и посмотрел на его лицо, однако тот не заржал, кивнул одобрительно. — Молодец, нужно брать дальние цели, выше взлетишь!.. Тогда тебе прямо отсюда надо брать левее…

— А что там? — спросил я. — Дороги лучше?

Он хохотнул.

— Уж куда лучше!. В прошлом году туда довели чугунку!..

Сердце мое екнуло, но отыгрывать роль надо, спросил, глупо приоткрыв рот:

— Чугунку? Это как чугунка? Это ж сколько чугуна угрохать, чтобы дорогу покрыть?

Иван грыз жареное колено и смотрел с подозрением, мужик довольно хохотнул.

— Я сам так сперва подумал, когда услышал!.. Она по-другому чугунка, зовут её так. А по ней ездиет огромная механическая телега с вот таким котлом! Сама едет, а ещё тащит за собой десяток тележек!

— Да быть такого не могёт! — сказал я. — Куды тащщит?

Он сказал горделиво, словно о своей собственности:

— Через всю Расею тащщит до самого Санкт-Петербурга! А потом ещё и обратно.

Я спросил тихо:

— Чё, котел на пару?

Мужик посмотрел на меня и скривился, словно я ему испортил праздник.

— Слыхал о таком?

Я поспешно помотал головой.

— Слыхал, но, думал, врут! Ну как котел, даже очень большой, может таскать тележки?.. В котле только кашу варят на семью, а в большом — на артель.

Он смягчился, сказал покровительственно:

— Таскает тележки, таскает. Я бы поехал, да дорого… и некуда. А так, если кому надо в столицу или где-то сойти раньше, то да. Не только аристократы ездиют, но и купцы, если богатые и солидные. Москва деньги любит! Ладно, будь здоров. Если чё, обращайся. Я купец третьей категории Михаил Туча.

Он отодвинулся к своему столу, где продолжил пир с соратниками. Иван посмотрел на меня с сомнением.

— Врет?

— Не знаю, — ответил я. — Если чугунку отгрохали, здорово. Завтра меняем маршрут.

— Что такое мар…ширут?

— Направление, — отмахнулся я. — В России нет дорог, как сказал великий древний грек Черчилль, зато сколько направлений, в мире столько не найти! Поедем на чугунке, если существует. Но должна, раз говорят. Это драконов легко выдумать, но чугунку можно только построить.

Он смотрел несколько обалдело, я сказал бодро:

— Устраивайся, а я пока загляну в зелейную лавку.

— Знаете, где она?

Я сказал покровительственно:

— Видел вывеску по дороге. Я по сторонам смотрел, а ты уже баб высматривал, мне сверху видно всё, ты так и знай!

Он дернулся, на лице появилось сомнение, а вдруг и в самом деле начал рассматривать женщин, но спросил другое:

— Не лучше утром? Темно уже.

— На рассвете выедем, — ответил я. — Очень уж хочется побыстрее до этой… чугунки. А ты распорядись насчёт чистой комнаты, стирки и штопки, вон у тебя портки прохудились.

Он кивнул, а я не успел подняться, как рядом нарисовался очень нарядный парень, даже не парень, а вьюнош, окинул обоих брезгливым взглядом, но обратился только ко мне:

— Эй ты, лапоть!.. Мне нужно это место.

Я обвел взглядом зал, в самом деле мест уже нет, но всё равно это наглость — вот так выгонять из-за стола, сказал медленно:

— Хлопчик, ты не охренел?..

Он надменно задрал нос.

— Повторять не буду…

— Вали на хрен, — сказал я. — Индюк недорезанный.

Он дернулся, бледное аристократическое лицо начало краснеть, даже на лбу проступили красные пятна.

— Ты как разговариваешь с благородным дворянином, смерд?

Иван порывался сказать, что я тоже дворянин, даже баронет, но я остановил его жестом, медленно поднялся из-за стола, оказавшись на полголовы выше того и на ладонь шире в плечах, процедил, глядя ему в лицо:

— А вот сейчас вышибу дворянину зубы и плюну в морду.

Он взвизгнул:

— Плебей! Я из рода Кулаковых!

— А мне насрать, — отрезал я. — Считаю до трех и бью. Раз… Два…

Он отшатнулся, моментально развернулся и унесся с такой скоростью, что моментально исчез, а от двери на меня угрюмо глянули двое крепких мужиков и вышли следом.

Иван покачал головой.

— Сдристнул. А вы, ваше благородие, умеете казаться страшным.

— А вдруг в самом деле такой?

Он покачал головой.

— Я же чую. Вы комнатный цветок, ваше благородие. Вас что угодно может сломать. Пусть у вас и рост, и сложение, но больно вы хрупкий… Но говорить умеете.

Я улыбнулся и вышел из-за стола. Да, я тонкая натура, я художник, но не все цветы хрупкие. Вон цветок Хаджи Мурата голыми руками не мог взять даже бывалый артиллерийский офицер,