под ноги тоже почти беззвучно. Сердце мое чуть не выскакивает, да что же со мной такое, я с пеленок воспитывался в такой нежности со всех сторон, когда любой незнакомый смотрит дружески, тепло и поддержка от любого встречного, и я настолько белый и пушистый, что даже не знаю, откуда во мне сейчас столько звериной ярости моих диких предков.

Двое его подельников смотрят остановившимися глазами, явно этот гигант был у них главной, а может и единственной силой.

Я сказал устало:

— Забирайте… и уносите! Попадетесь ещё раз — убью!

Они послушно подхватили здоровяка и утащили в темноту, а я прошёл мимо и поднялся по скрипучим ступенькам.

Слуга в нижнем помещении сказал сонно:

— Вторая комната слева, второй этаж.

Я взбежал наверх, Иван открыл не сразу, сперва выспрашивал, я ли это, а когда приоткрыл дверь, охнул:

— Простите, ваше благородие, думал до утра подзадержитесь…

— Чего вдруг?

— Дык в городе столько женщин, а вы всё ещё без их утех!

Я отмахнулся.

— Ложись, спи. Не терпится побыстрее выехать.

Он послушно лег, я подумал, что в самом деле с сексом здесь проблемы. Не для всех, конечно, но я по здешним меркам скотина привередливая. В бордель не хочу, а просто снять хорошенькую девушку в кафе или на танцах для быстрого секса без обязательств, до этого счастья нужно прожить лет двести и активная работа суфражисток по поводу прав женщин вести такую же жизнь, как и мужчины.

Потому в качестве сублимации лучше как можно усилить тело, в этом мире оно важнее, чем мозги. Правда, оно и так усиленное по самое не могу, но всё же можно собрать какие-то нереализованные возможности, что не были необходимы в том прошлом мире, а здесь любые крохи пригодятся. Вон мышцы укрепил, а горло недостаточно.

Рано утром так торопился, что сам помог Ивану оседлать обеих лошадок, подвесил две большие торбы с закупленной в трактире провизией, и мы как можно быстрее отправились к городским воротам.

Иван вздыхал, косился в мою сторону, наконец не выдержал:

— И как можно ехать в тележках?

— Тележки, — сказал я наставительно, — чуть побольше зовутся телегами, а если большие и с крышей, то уже повозки, а то и вовсе вагоны. Не трусь! Другие же ездят?

— Так может верст пять-шесть? Задницу же отобьют! Хотя, если мешки с сеном подстелить…

Я похлопал лошадку по худой шее.

— Думаешь, на них надежнее? По старинке?

Он кивнул, взгляд его скользнул по моей рубашке, проговорил нерешительно:

— Какая-то она у вас…

— Какая есть, — сообщил я. — Не ехать же голым!

Он покачал головой.

— Барыня, да и сам барин ничего не говорили?

— Нет. А что не так?

— Да так, — сказал он, — у вас зачарованная?

Я вскинул брови.

— Ты чего? Обычная, я в чары не верю.

Он в сомнении пожевал губами.

— Да что-то совсем не пачкается. С виду тонкая, но не рвется, а я видел, как за сучки цеплялись, совсем по лесу ходить не могёте. И всегда чистая!

Я улыбнулся, но смолчал. Обычная рубашка, сидит хорошо, два кармашка на груди, летом прохладно, зимой тепло, энергию поглощает как от солнца, ветра, так и от космических лучей.

Джинсы тоже служат и как накопители энергии, кроссовки накапливают и вырабатывают почти столько, как и рубашка, а ещё и подстраиваются под любую почву. Конечно, могу влезть в любую яму с грязью и выйти сухим и чистым, но разве не вся одежда и обувь такая?

— Может, — ответил я миролюбиво, — и магичная. Человек должен думать о высоком, а не.

Он посмотрел странно, но я не выказывал желание общаться, надо смотреть на дорогу впереди, и он умолк, но через какое-то время заговорил с той же нерешительностью в голосе:

— Всё-таки в большом городе… будут спрашивать. Там жизнь полегче, любопытных много.

Я подумал, кивнул.

— Ты прав, надо купить что-то по нынешнее моде. Городское. А это что, деревня деревней!

Мрачная и почти монолитная тайга расступилась, словно расколотая широким ущельем. В дальнем конце просеку пересекает ровная насыпь, отсюда видно ровно и через одинаковые интервалы уложенные аккуратно отесанные и даже просмоленные шпалы.

Иван вытаращил глаза, а когда лошадки наконец-то подвезли нас вплотную, и он рассмотрел такое диво, как рельсы, то в изумлении распахнул рот.

— Это что же… что за?

— Дорога, — сказал я счастливо, — по ней доедем и домчимся до столицы.

— Дык, — спросил он обалдело, — как же по ней ехать?

Пока он в диком изумлении рассматривал рельсы, я всматривался в скопление зданий как раз в том месте, куда уходят рельсы. Похоже, это и есть конечная станция, вокруг которой выросли эти домики. Один их них вроде харчевня, вон из трубы поднимается дымок, остальные похожи на жильё персонала.

Иван молча повернул коня за мной, нагнал, но всё косился на странные толстые полосы железа, закрепленные на ошкуренных бревнах одинаковой длины.

— Не отставай, — велел я. — Солнце закатилось, нужно успеть насчёт ночлега, кто знает, когда поезд. Может, вообще раз в месяц?.. Сразу посмотри, кому продать коняшек, в Петербурге вряд ли понадобятся.

Всю дорогу, пока кони устало топали к зданию станции, он выворачивал шею и всматривался в эту непонятность, зовомую чугункой. На лбу собрались глубокие морщины, а на лице предельно четко проступило настоящее смятение.

Рельсы, как я издали определил, из железа, а не чугуна, как опасался, значит поездка будет и безопаснее, и быстрее. Да и вагоны наверняка достаточно просторные, а не просто сцепленные тележки, какими были в первые годы эксплуатации.

Рельс, как я отметил, широкоподошвенный, то есть здесь пройден длинный путь от уголковых, грибовидных и двухголовых до вот этих, что как бы намекает, вагоны окажутся на достаточно высоком технологическом уровне.

Иван поинтересовался:

— А почему… зовут чугункой?

— Первые рельсы были из чугуна, — пояснил я. — Проще, дешевле, только ломались часто. Сейчас из железа, но название отлипнет не скоро.

— Не отлипнет, — возразил он.

Я промолчал, часть старых названий как-то ввинчивается в новый мир, не оторвешь. В век компьютерных технологий и космических ракет мы всё равно стреляем, хотя где мы, а где стрелы, и кричим «Огонь!»

Станция медленно приближается, так и есть — одно здание из кирпича, явно администрация, остальные подсобные, вон даже просторная коновязь, два магазинчика, постоялый двор в два этажа, как же без него, будущие пассажиры приезжают заранее, мало ли в дороге какие задержки.

На первом этаже постоялого двора трактир, а где трактир, там и пьянка, поддатые мужики бродят и по станции, встречая знакомых, общаясь, а кое-где