Справедливость

В школе обиднее всего было не то, что для одноклассников я как будто не существовал, а то, что для этого не было видимой причины, явного дефекта, устранив который, можно было бы все исправить.

Не дурак, не урод – я был ничем не хуже тех, кого любили и принимали, но все, что я делал и говорил в то время, было не в кассу. Меня не травили – меня не замечали в упор. Это было несправедливо. Инга Ливнева, в которую я был влюблен, гуляла уроки с маленьким прыщавым Ромкой Котиком, а я, плечистый, под сто девяносто, без единого юношеского угря, даже заговорить с ней не смел.

После уроков все заваливались к Кирюхе Полянскому, у которого была лучшая жилплощадь и либеральные предки. Я слышал, как Инга, сидевшая передо мной, обсуждает эти посиделки с разбитной подругой Мариной, лишившейся невинности еще в восьмом классе. Слышал, как они хихикают, перечисляя, кто и сколько выпил накануне, кто к кому приставал, кто кого провожал. Меня на этот праздник жизни не позвали ни разу. Школьные годы были для меня порой тихого каждодневного унижения.

На выпускном, спрятавшись за сараем, где школьный завхоз хранил инвентарь для субботников, я наблюдал, затаив дыхание, как Инга в вечернем платье перелезает через забор, а Ромка подхватывает ее с другой стороны. Когда она приземлилась, платье взметнулось, и я невольно вскрикнул. Инга с Ромкой синхронно повернули головы и, кажется, заметили меня. Инга недоуменно повела плечом, и они скрылись за углом. Этот эпизод преследовал меня много лет.

После школы я взлетел быстрее всех. Они еще жили с родителями и ходили в лес с гитарами, когда я уже зарабатывал реальные деньги. На десятилетие выпуска я захватил Алишу. Ей было девятнадцать. Она была длинная, гибкая, с узенькими запястьями – девушка-змея. Одноклассники смотрели с восхищением. Я работал в Лондоне. Большинство из них дальше Турции не бывали ни разу. Я чувствовал, что все они физически стараются придвинуться ко мне поближе. Оленька Сомова, которую в классе считали самой хорошенькой после Инги, пыталась задружиться с моей Алишей и даже попросила под благовидным предлогом у нее телефон, втайне надеясь, что он у нас общий. Кирюха Полянский грузил меня на тему того, что они с парнями пишут крутой софт, будто надеялся, что я их всех куплю. Ромка Котик, заматеревший и уже разведенный, звал в баню. Даша Степанова, единственная дочь чиновных родителей, упакованная лучше всех, как и десять лет назад, откровенно со мной заигрывала, не стесняясь присутствия Алиши и собственного жениха, продюсера. Некогда разгульная Марина, ныне скромная карьерная девушка, помощник руководителя, держалась лучше всех, не заискивала. Инга, измученная молодая мать, явилась с мужем, мелким менеджером, из тех, что до пятидесяти безуспешно числятся перспективными. Каждая его неумелая шутка болью отзывалась на ее лице. Она смотрела на меня затравленными глазами человека, у которого все позади.

Первой из них у меня была Марина. С ней было легче всего. Она не питала иллюзий, не искала долгосрочных отношений. Я прилетал на выходные два раза в месяц. Общались с удовольствием, без фальши и надрыва. Расстались друзьями, как нормальные взрослые люди. С Оленькой Сомовой все было иначе. Она была так ко мне привязана, так рвалась замуж. Докучала звонками, смс-ками, подарками. Мучила обидами и претензиями, потом вдруг ударялась в жертвенность и безответность, чем мучила еще больше. В конце концов, я пристроил ее замуж за Кирюху Полянского, который по моей протекции перевелся в Лондон. Самой тяжелой была Дашка Степанова, отношения с которой от начала и до конца происходили по ее инициативе. Она вышла за своего хмыря и искала острых ощущений. Прилетала без предупреждения и являлась в мой дом по ночам. Шантажировала ложной беременностью. Однажды устроила истерику у меня в офисе – пришлось вызывать охрану. К счастью, быстро переключилась на Ромку Котика, который начал продвигаться по службе.

Я стал душой этой компании не сразу. Медленно, роман за романом, услуга за услугой, входил в роль. Думаю, без меня и компании бы никакой давно не было – все бы разбежались и встречались, в лучшем случае, раз в год. Постепенно каждый мой приезд стал событием, задававшим ритм жизни. Отмечания именин, свадеб и крестин специально подгадывались к моему очередному визиту. За Ингой я не бегал – ждал, пока она потянется ко мне сама. К двадцатилетию выпуска она, наконец, решилась уйти от мужа, и тогда-то все между нами завертелось. Инга жадно добирала упущенное. За унылые годы брака она осунулась, стала по-девичьи угловатой, и это ей очень шло. Я был даже готов ради нее оставить жену Оксану, но, вспомнив предыдущий развод, решил повременить. С Оксаной мы все равно расстались, а Инга вышла замуж за моего компаньона и родила близнецов.

Тридцатилетие выпуска мы отмечали на нашей итальянской даче. Жена Элина – ей только что исполнилось девятнадцать – держалась с достоинством. С моими одноклассницами она общалась как воспитанная девочка с мамиными подругами. Прилетели Оля с Кирюхой, Даша с молодым любовником. Марина была с мужем и детьми. Она оставила работу и с гордостью рассказывала о музыкальных успехах дочки.

То и дело всплывали анекдоты из прошлого. Кирюха, к общему восторгу, поведал о том, как я однажды допился до чертиков у него на посиделках, так что он на следующий день с трудом разбудил меня к первому уроку, но больше всего смеялись, когда Инга вспомнила, как мы с ней на выпускном лезли через забор, а Ромка Котик подглядывал за нами, спрятавшись за сараем.

Неблагодарность

У подруги – драма. Дочь в день своего восемнадцатилетия сбежала к бойфренду и на контакт не идет. Пару раз звонила отцу – и все. Подруге плохо, она хочет приехать.

У меня выдалась очень непростая неделя – Даня только что пошел в детский сад, с понедельника выходить на работу, дома дел навалом. Я вся на нервах, каждую минуту жду, что позвонят из сада, скажут: «Ребенок рыдает, забирайте», но подруге отказать нельзя. Ей и раньше было непросто. Сын неудачно женился – жена не дает ему общаться с семьей. Муж целыми днями на работе – если работы нет, сам ее выдумывает, только бы не участвовать в семейных делах. Соня все тянет на своем горбу. А теперь дома ей и поговорить не с кем. Дочь была последней опорой.

Я отвечаю: «Приезжай прямо сейчас». Мне лестно, что из всех своих подруг для откровенного разговора она выбрала меня, а не кого-то из ровесниц. Соня старше меня на