Хорошо, что в навигаторе теперь предусмотрена опция «спрячь меня». Марина отдает последний чек за квартиру, договаривается с благотворительной организацией, что та заберет все ее вещи, оставляет себе только рабочий компьютер и немного любимой одежды, кладет сумку в багажник, выбирает опцию «спрячь меня» и едет наугад. Навигатор привозит ее в приятный городок всего-то в двух часах езды. Там Марина заселяется в новую квартиру, отправляет маме, дочери, мужу и брату сообщение, что уехала в командировку, и спокойно садится работать. Вечером, гуляя по городку, решает, что здесь и останется. Городок живой, много туристов и пенсионеров. Может, купить здесь маленький домик и устроить что-то вроде пансиона? Надо будет завтра на свежую голову об этом поразмышлять.

Зона, свободная от

Первые зоны, свободные от интернета, еще прекрасно окупались. Они привлекали любопытных туристов, офисных служащих, бежавших от стресса, и романтиков всех мастей.

Уже пару лет спустя, когда мама Валерии как раз была ею беременна, ситуация стала стремительно меняться, однако никто из добровольных участников эксперимента не мог предположить, что границы закроются так быстро. Вскоре после рождения Валерии ее родители – молодая пара с младенцем – оказались фактически в рабстве. Семьи с несовершеннолетними детьми уже не имели права покинуть зону, а порог совершеннолетия неуклонно поднимали по мере того, как увеличивался возраст окончания школы. Валерии 22 года, и до вожделенного диплома ей еще 5 лет. Двадцать школьных классов – безуспешная попытка догнать тех, кто учится за пределами зоны. О них известно мало: поток туристов давно иссяк, телевидение и пресса разрешены только зональные. Тем не менее, родители еще помнят и рассказывают детям, а великовозрастные дети мечтают.

Валерии повезло: она живет в полной семье. Большинство браков здесь давно распались, а новые заключаются редко. Папа никогда не упрекает маму в том, что именно по ее легкомысленному желанию они оказались четверть века назад в этом безнадежном месте, а мама никогда не вспоминает, как папа отговорил ее от ночного побега с грудным младенцем – кто знает, удалось бы им тогда спастись или нет. Теперь вся надежда на Валерию. Если повезет, через 5 лет она уедет по квоте для совершеннолетних, а потом вызовет их.

Мама Валерии работает библиотекарем. Предполагалось, что свободные от интернета люди будут много читать, однако спросом пользуются только гороскопы. Молодежь режется в ножички, старшее поколение – в карты. Папа – инженер, но строят мало; в основном, тюрьмы и больницы. Валерия прекрасно учится и зачитывается всем, чем получится: книги, изданные после 83 года, запрещены полностью, более ранние – выборочно. Она хотела бы стать учительницей, но детей в старомодном смысле слова здесь почти нет – несмотря на запрет абортов и контрацепции, практически никто не рожает. Сама Валерия девственница, как и большинство ее ровесниц: молодые женщины предпочитают не рисковать.

Валерия сидит на подоконнике и мечтает. На сумрачном небе мигает светлый курсор, известный ей по рассказам родителей, сами собой возникают и исчезают буквы, проступает история ее будущей жизни. Валерия не сдается. Однажды она тоже окажется там, где все поправимо.

Готовый вариант

– Думаю, в общих чертах вы все это уже знаете, – сказал доктор Розенманн (он был примерно нашим ровесником, и я невольно подумал: «Интересно, как собирается поступить он сам?»), – поэтому для начала кратко пройдусь по вариантам.

Исходный материал мы протестировали. Он в хорошем состоянии, поэтому все возможности для нас открыты. Мы можем пойти по классическому пути и получить грудничка – девять месяцев традиционной экстракорпоральной гестации или два месяца ускоренной, – но это решение, как вы догадываетесь, сегодня не популярно.

Остановиться на нем подробнее? Я посмотрел на Эмили.

К моей радости, она кивком предложила доктору сразу переходить к другим вариантам. Мы обо всем договорились еще в молодости, когда только поженились. Среди тогдашних шестидесятилетних так поступала примерно половина, и очевидно было, что в нашем поколении таких уже будет абсолютное большинство. Центров экстрагестации в то время было несколько на весь город – помню, материал мы сдавали где-то на отшибе. Зато теперь они повсюду, а главный, в котором принимает доктор Розенманн, располагается в бывшем помещении мэрии, переехавшей в здание попроще. Лично я ни разу не пожалел о нашем решении – шестидесятилетний родитель всего добился и может спокойно растить ребенка.

А вот Эмили однажды засомневалась. Нам было тогда слегка за сорок. Эмили казалось, что она стареет и теряет форму – она действительно в то время много нервничала, выглядела уставшей, поправилась, – что можно упустить последний шанс. Я пытался ее переубедить. Тогда уже все исследования подтверждали, что дети-экстрагесты, родившиеся у взрослых родителей, во всех отношениях опережают сверстников. Собственно, такие дети тогда уже преобладали, особенно в нашем окружении. Я доказывал Эмили, что завести детей в сорок лет – губительно для брака: такие пары фактически признают, что больше друг другу не интересны, что их отношения себя исчерпали и требуют искусственных стимулов. Я напоминал ей, что при нашем образе жизни – моих спектаклях, ее частых и продолжительных командировках – ребенок будет предоставлен сам себе. Кроме того, в школе на него будут показывать пальцем из-за того, что его родители на двадцать лет моложе нормальных. говорил ей все то, что и тысячи других мужей в подобных обстоятельствах. Напомнил ей про Риделлов, с которыми мы к тому времени не общались уже несколько лет. Когда-то они были самыми успешными из наших друзей и самыми стремительными: они первыми переехали на крышу, первыми сменили автомобиль на хелицикл. Вокруг них всегда было много людей. Потом Хлоя, любительница рискованных затей, вдруг захотела ребенка, и Герберт ей уступил – она у них во всем была заводилой. Ребенок в том время был уже невероятно дорогим и экстравагантным мероприятием. Родители экстрагестов копили на это приключение сорок лет, поэтому тем, кто решался на детей раньше, даже при высоком доходе приходилось тяжко. Герберт и Хлоя постепенно исчерпали все свои сбережения, а кроме того, оказались вдруг сами по себе: общение со старыми друзьями, свободными от детских хлопот, сошло на нет; другие родители малышей их не воспринимали, считая «залетевшими малолетками»; немногие ровесники, имевшие детей, оказались совсем другого круга. Необдуманным решением Риделлы обрекли себя на одиночество.

Однако все мои аргументы на жену не действовали. Эмили – обычно такая разумная и здравомыслящая – стала вдруг закатывать сцены, реветь, бить посуду. Тогда мы впервые поссорились. Я в сердцах ляпнул, что нам надо развестись, чего потом не мог себе простить. Она надолго уехала в командировку (в то время она курировала продажи в регионах), потом впервые одна отправилась на море –