«Я проснулся в то утро в своем окопе от сильной вибрации. Руки были напряжены, кулаки скрючены, как будто меня отправили в нокаут и тело непроизвольно напряглось. Пока я пытался вернуть конечностям подвижность, раздался выход и через пару секунд прилет в районе моего окопа. Тряхнуло на столько сильно, что кажется все внутренности местами поменялись. Начинаю отсчитывать время по секундам: через 45 секунд ещё один прилет. После него сразу выбегаю из окопа, по пути хватаю автомат, каску, бегу к АГС. Рядом с орудием ещё один окоп, ныряю туда щучкой и в этот момент прилетает еще раз. Я высунул голову из окопа и обалдел, когда увидел куски земли размером с большой арбуз, которые летали по всей посадке. Артиллерия стихла, за дело принялся танк. Он начал работать примерно по тем же координатам, добивая тех, кого не смогла добить стволка.

В то утро мы потеряли нашего товарища с позывным «Грешник». Он сидел в окопе, без единой царапины. Мы сразу даже и не поняли, что он мертв, думали спит. Но, несмотря на внешнюю «целость», внутри у Грешника все было перемолото взрывной волной. Ополченцам, что стояли ниже нас по той же посадке, повезло еще меньше. У них разом завалило в окопе 6 бойцов – прямое попадание снаряда в крышу».

Рядом с моей позицией, в 50 метрах, было два окопа. Там жил расчет ПЗРК, так как в районе Белогоровки начали слишком активно работать вражеские вертолеты. Я очень надеялся увидеть, как они работают по воздушной цели, но увы. Все они были очень приятными парнями, постоянно гоняли чаи, в мороз прятались у них от ветра. В окопе у них был газовый баллон объемом литров десять. В холодную погоду мы накрывали вход одеялом и грелись около горящей конфорки. Один, я помню, с позывным «Ранет», уже был участником СВО, воевал за БАРСов где-то в Харьковской области. Рассказывал, как они градом сожгли танк, потому что заранее выяснили, на какой частоте сидит командира их расчета, сильно уменьшив временной промежуток с передачи координат до нанесения удара. По его словам, при спешном отступлении хохлам «подарили» целый батальон новеньких Т-90 «Прорыв». До СВО он был контрактником в одном из дивизионов ПВО. Он довольно много знал про нюансы работы тех или иных боевых машин. Например, что у ЗРК «Тор» пропадают тормоза, если дать движку свыше 3000 оборотов, и на его памяти был случай, когда срочник-мехвод, не знающий этой особенности, кувыркнул этот ЗРК с погрузчика. Другой боец, честно не помню его позывной, прямо с передка СВО уехал в Латинскую Америку. Тогда только начался набор на это направление и брали по желанию, ограниченное число специалистов. Такой вот финт ушами – из грязных донбасских степей в солнечные фавелы. Мне такой возможности не представилось, хотя мысль уехать в теплые страны после сурового осеннего степного климата, признаюсь, соблазняла.

Дни превращались в рутину, и время от этого ускорялось. Али активно проявлял интерес к орудию, я обещал ему, что при первой возможности дам ему выстрелить. Сова был больше по хозяйству. Он мог приготовить ужин из содержимого сухпая, заготавливал дрова на ночь и прибирал в блиндаже.

Симбиоз у нас был идеальный, мы вообще не конфликтовали. Часто общались о доме, о любовных делах. Я рассказывал, как ссорился и мирился с женой, уезжал из дома, потом возвращался. Сова многозначительно молчал, потом выдал философскую фразу: «Любовь – это боль». Мы с Али переглянулись и засмеялись в голос. Глубокие мысли Совы всегда очень смешно звучали. Как-то он произнес очередную фразу, смысл которой я так до сих пор и не понял:

– Кто-то желает, а мы уже мечтаем.

– Почему так?

– Ну я вот так считаю.

– А смысл-то в чем? Желаю и мечтаю – это же синонимы, ты в них какую разницу видишь?

– Не, я вот так думаю, что это правильно.

Однажды по рации кто-то из штурмов доложил о том, что к их позиции идет корова. После непродолжительного молчания из штаба иронично спросили, нужна ли им поддержка с воздуха, или они справятся сами. В эфир ворвался афганец, сказал убить ее и разделать, будет мясо на всех. Домашний скот, шатающийся по округе, был не редким явлением на этой войне. Хозяева спешно покидали жилье, уезжали кто куда, и до живности дела никому не было. Часто коровы просто шатались по полям, наступали на мины и умирали. Вечером на «ноле» мне дали килограмма два говяжьего мяса, оно было свежим, даже пахло молоком. Краем уха слышал, как переговаривались между собой двое бойцов:

– Я тебе говорю, эта корова там не просто так появилась. Ее хохлы специально к нам отправили.

– Зачем?

– Вот ты дичь! Как это зачем? Мины проверяют!

Коровы-диверсанты. Это что-то новенькое. Ещё одно гастрономическое приключение случилось, когда нам привезли партию пайков, половина консервов в которых была вздутая из-за вышедшего срока годности или нарушения условий хранения. Один за одним по рации передавали о пищевых отравлениях в рядах бойцов. Меня вот, к счастью, пронесло (в хорошем смысле), а Сову тогда скосило. Диарея, температура, вялость. Пришлось вечером заботливо сопроводить его до пункта санинструктора, где его и других пострадавших 2 дня отпаивали полисорбом.

Утром мы с Гарвардом сделали плов из того, что было в большом украинском горшочке для печки. На вкус было так себе, но есть сухпаевскую тушенку порядком надоело, а тут настоящее мясо. Уже похолодало, и Гарвард подогнал мне армейский бушлат. Для дежурства на позиции вещь подходила идеально, так как бушлат не продували ветра и он был достаточно влагостойким.

Все мы были к тому времени уже слеплены из грязи. Воняли, постоянно курили сигареты, что нам давали на «ноле». Я не знаю, откуда нам их привозили. Сигареты всегда были сырыми, и пока не просушишь их у печки – курить невозможно.

Был случай, когда к нам на позицию пришли NPC из Call of Duty. Ну, по крайней мере я так их назвал. Четверо бойцов, чистые, запакованные так, что казалось, они нацепили на себя и свои автоматы вообще весь тюнинг, что только есть на рынке. Они представились бойцами ЧВК «Патриот», пришли выбирать позицию для «Корнета», чтобы жечь технику в районе Белогоровки.

Я там часто движение видел, но мой древний «Фагот» туда не доставал. Пару раз докладывал в штаб, что техника хохлов там катается, мне сказали туда не наблюдать, так как это не наше