остался стоять среди чемоданов и сумок, когда дед ушёл за второй партией багажа. Зато Ангелина почувствовала себя более чем комфортно: достала из игрушечной сумки газету «Смена» и развернула её на той же самой странице. Это меня конкретно задело.

— Знаете мадмуазель, — сказал я, без скидки на малый возраст наглеющей пигалицы, — я бы на вашем месте не шевелил губами, делая вид, что умею читать, а следил за своими вещами. Мне оно уже надоело.

Чудо взмахнуло ресницами, покраснело и пискнуло:

— Я ещё маленькая, а ты большой. Воры тебя испугаются, а меня нет. И вообще, советские люди друг другу должны помогать.

Последнее утверждение я тоже когда-то помнил, да с годами забыл. Забрало:

— Ладно, мир.

Напротив нас скрипнул пятый вагон. Тронулся с места. Судя по железным грибам воздуховодов, растущим на крыше через равные промежутки и надписи «мягкий» — плацкарт.

— Что у вас в сумках такое тяжёлое, с места не сдвинешь? — спросил я примирительным тоном.

— Книги, — ответила Гелька.

— Куда столько?

— В подарок. Это для школьной библиотеки. Там мама моя когда-то училась, — пояснила она и добавила после паузы, — У нас ведь, самая читающая страна.

— Ты тоже умеешь, или так, немножко… придуриваешься?

Пока я подбирал подходящее слово, девчонка раскрыла газету и затарахтела как пулемёт:

— «Кто из нас не слышал о чудесах, творимых современной медициной? Кто не читал и не пересказывал друзьям короткие телеграфные сообщения, расходящиеся по всему миру, о сложнейших и искуснейших операциях на „сухом“ сердце, о выдающихся победах наших нейрохирургов — вчера ещё немыслимых, невозможных победах, одержанных в вечной борьбе за здоровье и счастье человека, которую ведут врачи? Имена „чудотворцев“, ведущих хирургов и клиницистов, известны широко, их знают все. Ну а часто ли случалось вам задуматься о том, как была одержана очередная, новая победа медицины? Ведь сегодня исход в каждом таком тяжёлом и долгом сражении, решает не только врач, но и техника. Любому, самому талантливому врачу нужно оружие, иначе он бессилен…»

После лихого начала, которое меня просто обескуражило, мне стало казаться, что девчонка не читает, а декламирует. Последние два предложения она без запинки произнесла, оторвавшись от газетной строки и подняв очи горе.

— Стоять, — скомандовал я и ткнул пальцем в центр второй колонки. — А ну, здесь почитай!

В ход пошёл указательный палец, который то закрывал нужную строчку, то перескакивал через одну. Гелька мэкала, выдавливая из себя слоги, которые не хотели складываться в слова, пока это дело надоело и ей.

— Так нечестно, — сказала она. — Здесь буковки маленькие. А наизусть я ещё не успела выучить.

По совокупности предложений, которые чтица умудрилась «намэкать», я понял, что в заметке рассказывается о ленинградском объединении «Красногвардеец», которое, по идее, должно быть причастно к «оружию» для врачей. Есть, оказывается, в нашей стране и такое.

Нет, странный всё-таки выбор для девчонки дошкольницы. По мне, так была лахва транжирить своё время на скучную газетную хрень, когда под ногами полная сумка книг. Достала бы что-нибудь из школьной программы. Томик Гоголя, например. «Чуден Днепр при тихой погоде», «Знаете ли вы украинскую ночь», или это: «Какой русский не любит быстрой езды». Там буквы крупней и на будущее сгодится, когда на уроках литературы начнут задавать.

Все эти доводы я сконцентрировал в коротком вопросе:

— И охота тебе учить наизусть разную ерунду?

— И вовсе не ерунду! — подпрыгнула на заднице Гелька. — Тут про моего папу написано!

Про папу? Это другое дело! Я сунул свой нос через девчоночий локоть и несколько раз пробежался глазами по строчкам в поиске имён и фамилий. Таковых не было, ни в начале статьи, ни в конце. Походу, девчонку развели на святом. Как же теперь не разрушить её веру?

— Что, не нашёл? Эх ты, экзаменатор! — указательный палец с обгрызенным ногтем ткнулся в последний абзац. — Мама сказала, что здесь.

Матюкая себя за невнимательность, я послушно прочёл вслух:

— «Свои обязательства молодые рабочие „Красногвардейца“ выполнили с честью. Незаменимая при сложных хирургических операциях новая комплексная биохимическая установка для экспресс-анализа крови „БИАН-120“ удостоена медали ВДНХ. Завоевали медали и операционный микроскоп и новый, более совершенный аппарат „искусственное сердце и лёгкие“. Высокую оценку врачей получил „ЭЛКАР“ — электрокардиограф на 2, 4 и 6 дорожек. Люди в белых халатах получили в свои руки новое совершенное оружие».

На этом статья заканчивалась.

— Всё! — констатировал я, в душе матеря по матери женщину-скорохода.

— Как это всё? — опять возмутилась девчонка. — А рядом с фотографией папы разве ничего не написано?

Оба на! Как же я раньше не посмотрел⁈

Чёрно-белые газетные снимки, растиражированные способом офсетной печати, не отличались портретным сходством. Только зная конкретного человека, можно было сказать, он это, или не он.

Из тьмы, в которой угадывались очертания незнакомых приборов, проглядывали два светлых пятна: воротник белой рубашки да лицо Гелькиного отца. Типичный совок, технарь. В профиль высокий лоб, плотно сжатые губы, вздёрнутый нос с горбинкой. Выражение глаз скрывали очки. Умный зараза!

— Что ж ты молчишь? — Чудо в панаме дёрнуло меня за рукав.

— «На снимке инженер-конструктор комсомолец Сурен Синенко, принимавший участие в разработке новых приборов, награждённых медалями ВДНХ», — с расстановкой прочёл я и удивился вслух. — А почему Сурен? Он что, армянин?

— Это мой папа! — гордо сказала Гелька. — И никакой он не армянин. Его так назвали в честь Бакинского комиссара Сурена Григорьевича Осепяна…

— Оссподи, да что ж это мы такие худые⁈

Бабушка вклинилась в разговор, будто бы никуда со скамейки не отлучалась. Захлопотала, засуетилась над Гелькой, как квочка сзывающая цыплят. Я глазом моргнуть не успел, а та уже нырнула ей под крыло и с аппетитом наяривала бутерброд с колбасой.

— Чьи ж мы такие красивые?

— Мамина с папой.

— И как же твою маму