котел (запаянная консервная банка), из него выходила медная трубочка и шла под воду за кормой. Вода в котле доводилась до кипения стоящей под ней спиртовкой, пар вырывался под воду, и лодочка шустро плыла. Все эти поделки научили владеть инструментом и явились первыми шагами в инженерной деятельности.

Попался

Как-то возвращались мы с ребятами из леса с грибами, сбор был неважный, чуть на донышке корзинки. Шли мимо садов, которые после того, как их отобрали у владельцев, были неогороженными и вообще казались бесхозными. На деревьях кое-где висели яблоки сомнительного качества, но мы прельстились и на них, натрясли и положили в корзины, а сверху прикрыли грибами и травой. Вдруг видим, что нам навстречу направляется сторож с берданкой. Ребята разбежались, а меня он успел прихватить за корзину, которую я оставил ему, а сам отбежал в сторону. Сторож высыпал содержимое корзины на землю, увидел яблоки, присвистнул и заявил: «Хошь получить корзину, айда в правление – там разберемся» и пошел. Мне жаль было терять новую корзину и я поплелся за ним, сняв предварительно с лацкана пиджака комсомольский значок. Настроение было отвратительное. В конторе составили протокол и сказали, что передадут его в милицию. На следующий день отец куда-то позвонил и все уладил, но этот случай послужил мне на пользу и я запомнил его на всю жизнь. Я был всегда исключительно щепетилен в отношении чужой собственности и, как говорят, спал ночью спокойно, хотя некоторые подсмеивались надо мной.

Пришлось мне в детстве пережить очень неприятное происшествие, которое сильно напугало моих родителей. Был я только в первом классе, шел однажды в школу и, когда проходил мимо дома Федосеевых, на меня бросилась собака и укусила меня в щеку, чуть не задев глаз. Меня сразу же отвели в больницу, обработали рану и назначили сорок уколов в живот против бешенства, и не напрасно, поскольку собака оказалась бешеной. Я стоически перенес уколы, хотя и не бескорыстно – за каждый укол я вымогал мороженое или что-нибудь сладкое.

* * *

Описанное выше дает отдельное представление о моем детстве, а точнее о жизни людей моего поколения. Ведь в то время наша страна состояла преимущественно из небольших городов, сёл и деревень и только начиная с первой пятилетки стали бурно развиваться промышленные центры, и начался массовый отток населения из старой России. Для детей большие города мало приспособлены для того образа жизни, который мы вели в провинции. А взамен, к сожалению, город мало что может предложить, а отсюда хулиганство, курение, пьянство, грубость, жестокость и даже преступления. Молодежные кафе и дискотеки – не выход из положения. Конечно, придет время и все наладится, а пока вся надежда на родителей, а точнее на бабушек и дедушек, так как родители, задерганные жизненными трудностями, могут только накричать или наказать ребенка, разрядиться, так сказать…

Увлечение садовыми участками является в какой-то мере отдушиной, но это только два-три месяца в году. Я очень жалею детей – москвичей, поэтому я всю жизнь отклонял любые варианты переезда в Москву и не жалею об этом.

Итак, мое счастливое детство закончилось! Так не хочется отрываться от природы. Я всерьез подумываю о профессии лесничего…

Но судьба распорядилась иначе. И об этом речь дальше.

Студенческие годы

Окончив 10-й класс на отлично, я получил право поступить в институт без экзаменов. После некоторых колебаний между лесом и техникой, о чем я писал выше, я решил подать заявление в Бауманский институт. Сейчас можно твердо сказать, что убежденности в призвании к машиностроению у меня не было. С таким же успехом я мог поступить в любой другой институт за исключением, наверное, медицинского. Поэтому я всегда скептически выслушиваю высказывания некоторых родителей о призваниях их чад. Как правило, лишь проработав несколько лет, человек может понять себя в этом смысле. Итак, я послал документы и прекрасно проводил время на Волге, будучи уверенным в приеме. Вдруг приходит пухлый конверт, в котором письмо с отказом по причине того, что в институте перебор заявлений от отличников. Одновременно предлагалось поступить в какой-либо другой институт, в частности, в текстильный или в кожевенный. Такие варианты мы восприняли как оскорбление, хотя теперь-то я понимаю, что там тоже можно было с увлечением работать, но это теперь! Обсудив ситуацию на семейном совете, было принято решение (по инициативе мамы) немедленно ехать в Москву и пробиваться к «заветной цели». И вот я, один, из провинциального городишки, с потертым чемоданом «подался в столицу». По нынешним временам такая поездка «без звонка» или без «волосатой руки» выглядит наивным чудачеством, почти авантюризмом. Приехал я в институт и стал действовать. Поселили меня в одной из аудиторий, где жили бедные абитуриенты (такого мудреного слова мы тогда еще не знали), сдававшие, а чаще завалившие экзамены. Конкурс был пять человек на место, а некоторые «настырные» приезжали сдавать третий год! Начались мои хождения к проректору, в приемную комиссию, в комитет комсомола. И справедливость восторжествовала – меня зачислили, но без стипендии и без общежития. Я поселился у Поли Федосеевой, которая жила с мужем в деревне Давыдково (ныне Кунцевский район) в маленьком деревянном домишке. Однако, меньше чем через месяц мне дали место в общежитии, а еще через месяц – стипендию.

Общежитие было, как и по сей день, в Лефортово (Лефортовский вал, кор. 4) и состояло из нескольких корпусов, принадлежащих разным институтам. Рядом завод авиационных моторов, поэтому рев стоял неимоверный, нельзя было открыть окно. В нашей комнате на четвертом этаже (кажется, 447) жили: Каданов Израиль – еврей, Худоян Цолак – армянин, Архангельский Юрий – русский из Торжка и я – в общем, интернациональная бригада. Каданов был старше нас лет на восемь, отслужил армию, был собранным, волевым, учился хорошо. Цолак из Еревана был хотя и молодой, но солидный, улыбчивый, очень порядочный. Впоследствии он стал председателем профкома института. Жили мы очень дружно, постепенно осваивались, узнали практически всех, живущих в корпусе. Помог этому титан, к которому утром и вечером сходились все с чайниками за кипятком. Много говорят о беззаботной, веселой студенческой жизни. Так вот, к большей части «бауманцев» это не относится. С первых дней учебы и до окончания института сутки были забиты до отказа различной деятельностью, свободного времени практически не было. Лишь иногда, когда было невмоготу, позволяли себе утром поспать за счет первой лекции.

По субботам и воскресеньям в комнате отдыха в общежитии танцевали под радиолу, пластинки были хорошие,