– И что? Эта миля – непреодолимое препятствие для самого могущественного в мире императора?

– Не препятствие, а бесконечные мозаичные покрытия, мрамор, рабочая сила и расходы – вот что это для императора.

Поппея встала на цыпочки и взяла мое лицо в прохладные ладони.

– Ты должен научиться обозревать всю сцену, на которой стоишь. Расширь свое ви́дение. Не сдерживай себя. Только мелкие люди устанавливают границы, для истинных героев границ не существует.

– Неудержимые герои часто находят страшную смерть.

В голове промелькнуло предсказание сивиллы: «Огонь – твоя погибель».

– Но зарево славного финала навсегда останется в памяти грядущих поколений.

– Давай вернемся в комнату, – сказал я и отнял ее ладони от моего (располневшего?) лица.

* * *

Поппея одержала верх. Я во всем стремился ей угодить – в ожидании ребенка ничто не должно было ее расстраивать или беспокоить. Сначала я только подумал о возможности реализовать план Поппеи, а потом идея меня захватила, стала проникать в мои сны, постоянно возникала в голове, пока я бодрствовал, и, словно некий фантом, манила к себе. В новом дворце все будет выполнено в современном стиле: и росписи на стенах, и покрытие полов, и архитектурные решения. Планировка и постройка комплекса, который соединит дворец с садами, – сложнейшая задача, потому что это будет не просто длинное здание. Вскоре мы с Поппеей начали консультации с архитекторами, которых я предпочитал всем прочим, с теми, кто спроектировал Сублаквей, – с Целером и Северусом.

Новый дворец брал начало от дворца Тиберия; в нем планировалось разбить утопленный сад с колоннадой вокруг фонтана, вода в который поступала бы из каскада водопадов; и обеденный павильон, где можно будет поесть и отдохнуть как в прохладный вечер, так и в дневную жару. За счет пониженного уровня земли он был укрыт от солнца и охлаждался потоками воды. Секция мраморных ступеней вела на более высокий уровень дворца, эта его часть, изгибаясь, шла через холм и поднималась к садам Мецената.

Нам доставили огромный ящик с образцами мрамора для пола. Мы парами раскладывали их на полу и смотрели, какие цвета лучше всего друг с другом сочетаются. Поппея делала наброски орнамента и узоров, она предпочитала повторяющиеся круги и плавные линии. Нам обоим нравилось сочетание бурого порфира с белым и черным мрамором.

– Неплохо будет добавить немного зеленого серпентина, – предложила Поппея.

– Но мы не хотим, чтобы цветов было слишком много.

– И чуть желтого, чтобы оттенить зеленый. Тунисский известняк подойдет лучшего всего. – Она положила рядом два образца. – Видишь?

– Да, – согласился я.

– Зеленый сразу выигрывает. Так, а теперь надо подумать о помещениях, смежных с утопленным садом, и решить, каким будет свод крытой галереи, которая потянется к Эсквилину… Фон росписи должен быть белый. Чисто-белый.

– Белый? Но так никто не делает.

– Общепринятый фон – красный, но он устарел.

– А что насчет черного? – Я пробежался пальцами по ее спине и прошептал: – Ты же знаешь, я неравнодушен к черному. Точнее, к одной черной комнате. Но нет, здесь лучше всего подойдет белый – так станет светлее, и помещение будет казаться просторнее.

– То, что никто так не делает, еще не значит, что этот цвет не подходит. А как тебе желтый?

– Устарел пуще красного, – сказал я. – И то, что никто так еще не делал, говорит о том лишь, что это просто никому в голову не приходило. Мы будем первыми.

Дни за совместным планированием летели незаметно. Строительство нового дворца началось так быстро, что все поразились, только шум и пыль портили жизнь в старом дворце, и я решил, что нам лучше переехать в Антиум. И ребенок родится в той же комнате, где родился я.

LXX

Зима была совсем близко, так что от путешествия морем мы отказались и отправились в Антиум по суше. Мне, конечно, хотелось сойти с корабля там, где я, расширяя территорию виллы, построил новые здания, но безопасность Поппеи стояла превыше всего, необходимо было исключить малейший шанс, что с кораблем что-то случится.

Сенат призвал небесное благословение на беременность и поклялся в верности нашему будущему ребенку, а я молил всех богов защитить нас. Поппее вилла понравилась, она сразу чуть ли не бегом осмотрела все комнаты с росписями, которые так завораживали меня в детстве.

В детстве… в ту пору я еще не знал всего, что знал теперь. Когда мать привела в этот дом Криспа и сказала, что выйдет за него, я не почувствовал для него никакой опасности, теперь же я знал, что она любит скрываться под личиной самых безобидных с виду растений. Но в моих силах закрыть дверь на засов и не впускать опасность в свой дом. Так во дворце Адмета Геракл вступил в схватку с богом смерти Танатосом, вцепился ему в горло, переломал пальцы и заставил уйти.

Просторную комнату, где я родился, обновили, и теперь она, залитая светом, словно сияла в предчувствии появления моего ребенка. Балкон с видом на море выложили новой мраморной плиткой, а ряд выходящих на восток окон задрапировали чистейшим бледно-розовым, как рассвет, шелком. Вдоль стен стояли позолоченные скамьи, а кровать была отделана слоновой костью.

– Да, это, без сомнения, священное место! – ахнула Поппея, войдя в комнату.

– Ну, это слишком, но я здесь был счастлив.

– Священное, потому что ты здесь родился, – пояснила Поппея. – Мне полюбилась история, которую я когда-то давно услышала, – о том, как солнце коснулось тебя, прежде чем коснуться земли.

– Может, так и было, а может, и нет. Я-то уж точно не помню.

Истории, правдивые и не очень, цепляются за реальные события, как клочки тумана.

Итак, все готово. В нашем распоряжении были два врача и три акушерки, разные травы и инструменты, которые в случае чего могли пригодиться. Поппея не волновалась и не раздражалась по пустякам. А вот я очень волновался и был крайне возбужден.

За празднованием нового года наступило время фестиваля Карменталии, в честь богини Карменты, которая оберегала беременных и покровительствовала акушеркам – это был хороший знак. Спустя семь дней у Поппеи начались схватки, и она заняла приготовленную для родов комнату, где о ней заботилось множество слуг.

Я ждал в комнате, разглядывал посвященные Троянской войне росписи на стенах и вспоминал о том, как Аникет давным-давно рассказывал мне о Елене Троянской и ее недостижимой красоте. Но я ее добился, я держал ее в своих объятиях, и теперь она рожала моего ребенка. Час шел за часом. Солнце уходило за горизонт, расцвечивая море огненными красками.