Она ткнулась лицом мне в плечо.

– Мне почему-то трудно вспоминать. Кажется, прошла вечность с тех пор, как мы видели солнечный свет. Этот ужасный дом… Ох, как жаль, что мы не умерли, милый!

Я встряхнул ее:

– Розамунд!

Она проглотила комок.

– Прости, дорогой. Только… почему это случилось с нами?

Я повел плечами:

– Можешь назвать это везением. Ясно, что мы не первые, кто здесь очутился. Закрой глаза и вспоминай.

– Ты думаешь… они что-то подозревают?

– С чего бы вдруг? Они слишком заняты, замышляя свою кровавую игру.

Я ощутил, как по ее телу пробежала волна отвращения.

– Мы не можем изменить то, что должно случиться, – напомнил я ей. – Мы можем только изменить их… или самих себя.

Из-под ресниц Розамунд украдкой стекали слезинки. Мы прижались друг к другу, как дети, боящиеся темноты. Я и думать забыл об остротах. Иногда это не так просто.

Лампа мигнула и погасла. Я не прихватил с собой спичек. Но сейчас это, конечно, не было важно. Уж никак не сейчас.

– Жаль, что Лем не вспомнил про вторую бутылку, – пробормотал я немного погодя. – Виски был бы кстати. И все-таки я рад, что нам предложили выпить.

Гроза быстро уходила прочь. Лунный свет уже пугливо заплывал в окна. Я вспомнил Дракулу и возникающие в бледных лучах луны силуэты. Из-за них даже оконные решетки словно бы просвечивали насквозь.

«Но они не вампиры, а простые убийцы, – напомнил я себе. – Безумные, хладнокровные, безжалостные. Нет, они не стали бы притворяться вампирами, если бы и впрямь ими были. Взять того же Дракулу!»

Я обнял Розамунд и закрыл глаза. Где-то за стеной часы пробили полночь.

А потом…

И вот, приблизительно в два часа ночи, в замке ожидаемо заскрежетал ключ. Дверь открылась, и на пороге появился Джед Карта, дрожащий с головы до ног. Лампа дергалась в его руке.

Он попытался что-то сказать, но так и не смог. Голос надломился, и он просто поманил нас за собой. Мы пошли следом, хотя и знали, что нас ожидает.

– Жаль, что мы не умерли, – тихо захныкала Розамунд. – Ох, как жаль!

Джед привел нас в спальню по другую сторону коридора. Рути Карта лежала на полу. Она была мертва. На ее тонкой коже виднелись две крошечные красные точки и впадины на месте осушенных кровеносных сосудов.

За открытой дверью я различил соседнюю комнату с огромным неподвижным телом на полу. Это был Лем, тоже мертвый.

– Кто-то пришел сюда и…

Джед Карта едва не срывался на крик, лицо его превратилось в сморщенную маску ужаса.

– Вампиры из Хеншоу, – выдавил он из себя, едва ворочая языком.

– С волками жить – по-волчьи выть, – сказал я и оглянулся на Розамунд.

Она смотрела в мои глаза с хорошо мне знакомым брезгливым отвращением, за которым скрывалось стыдливое желание. Я понял, что наступило время съязвить… чтобы хоть так прогнать это выражение из глаз Розамунд.

– У меня для вас сюрприз, Джед, – сказал я, подходя к нему ближе… и ближе, и ближе. – Я знаю, что вы считаете все это небылицами, но, хотите верьте, хотите нет, мы и есть вампиры из Хеншоу.

Воллюсвен

Двенадцать присяжных, вернувшись из комнаты совещаний, рассаживались по местам. Галт Кавендиш, чьи расшатанные нервы в тот миг напряглись до предела, силился прочитать на их лицах свою судьбу, но тщетно. Вряд ли оправдают. Впрочем, кто ж решится обвинить? Вероятнее всего, признают невменяемым. По крайней мере, на это рассчитывал адвокат: иного способа избежать наказания он не видел.

Галт без утайки рассказал суду свою историю – с той самой минуты, когда в его душу закрались страшные подозрения насчет собственного брата. Насчет Тима Кавендиша, которого еще месяц назад, конечно же, не было и в помине…

– Мы, жюри присяжных заседателей…

Галт Кавендиш взволнованно подался вперед.

Галт Кавендиш взволнованно подался вперед. Обрюзгшее, средних лет лицо вытянулось в страдальческой гримасе. Тим плеснул содовой и протянул стакан толстому, вполне безобидному человечку с всклокоченными волосами мышиного цвета.

Братья Кавендиш сидели в нью-йоркской квартире. Со стороны они походили на лавочников из провинциального городка. На тех, кто всю жизнь лишь взвешивает сыры, рыбачит да судачит о погоде.

– Твое здоровье! – сказал Тим и хитро, точно ликуя, подмигнул.

Этот игривый мимический жест никак не вязался с образом Тима: ни с его возрастом, ни с положением в обществе. Абсурд, да и только!

Галт кивнул, сделал глоток, отставил стакан и воззрился на Тима. Когда же тот заведет свою пластинку?

Долго ждать не пришлось. Изучающе поглядев на пухлые ладони, Тим произнес:

– Ты хоть помнишь, когда брал в последний раз отпуск?

– Год назад, – усмехнулся Галт. – Не так уж много я работаю. Грех жаловаться, покуда мне достает времени и на гольф, и на джентльменский клуб. А что такое?

– Сомневаюсь, что этого достаточно для полноценного отдыха. Иногда просто необходимо сменить обстановку и развеяться. Почему бы тебе не двинуть в Мэн? Поохотишься!

– А сам почему не едешь? – взглянул Галт на брата.

– Так я себя прекрасно чувствую, – возразил Тим и вдруг заколебался. – Хотя, быть может, ты и прав.

– Поедешь за компанию?

– Почему бы и нет!

– То есть если поеду я… – Галт облизнул губы. – Ах да!.. Как я мог забыть! Ты ведь всегда повторяешь за мной.

– Есть такое, – с извиняющейся улыбкой кивнул Тим. – Галт Кавендиш – мой кумир с пеленок. Если уж кому подражать, то собственному брату. Верно говорю?

– Тим, ты все делаешь точь-в-точь как я, но с маленькими отклонениями. Играешь в гольф, но в другом клубе. Я хожу с утра, а ты – пополудни. И так во всем, чего ни коснись! Мне порой кажется, что если я умру, то ты исчезнешь!

Тим рассмеялся.

Галт отхлебнул содовой, набираясь храбрости, чтобы поговорить с Тимом начистоту и высказать в лицо все накопившиеся обвинения. Он был более чем уверен, что брат непременно поднимет его на смех.

Галт внимательно оглядел Тима с головы до ног, но взгляд ни за что не зацепился. Это настораживало. На ум пришел диалог из рассказа Конан Дойла «Серебряный»: «Есть еще какие-то моменты, на которые вы посоветовали бы мне обратить внимание?» – «На странное поведение собаки в ночь преступления». – «Собаки? Но она никак себя не вела!» – «Это-то и странно».

Естественно, задавать подобные вопросы Тиму в лоб он не мог. Знал, что брат уклонится от ответа или будет все отрицать. А в конце концов