— Наоборот, Лайл. Ответы.

Я даю ответы сразу всем. Учителю Найго. Нэйшу. Отцу. Агате. И Гриз — потерянной, но всегда незримо присутствующей рядом. Наверное, даже Лайлу, завязшему в патоке здешних лекарств.

Это связано с Игрой — говорю я им. И я сыграю в неё. Это связано с местными тайнами. И я узнаю их. Это затронуло моего напарника — и я верну его.

А когда я всё это выполню — я верну себе то, что утрачено.

Её лицо. Её образ.

Свою боль.

ДНЕВНИК ОДИНОКОГО АЛЬБАТРОСА

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

…итак, сегодня 33-е число Луны Травницы 1598 г. До отбоя остался час. Что будет после отбоя — я не знаю. Потому спешу дописать эти строки. Если вдруг случится самое худшее — я надеюсь, Мел сумеет прочесть. Может быть, это поможет в расследовании.

Во время обеда и игр во дворе каждый желал поговорить со мной после того, что случилось утром. Я пытался навести беседы на потерю памяти. Оказалось, многие знают об этом эффекте. И относятся к нему на редкость беспечно. Впрочем, как и ко всему здесь.

Об Игре знают все или почти все, однако версии о ней разнятся. Кто-то полагает, что нас приучают к чистоте. Другие считают, что под видом фей ночью нас навещают сами нянечки. И если ты не спишь, тебя ждёт не награда, а наказание. Юный поэт из Овингера предположил, что нас посещает призрак основательницы приюта госпожи Айт (просто она молода после смерти). Ещё мне рассказали несколько страшилок о жителях «подкроватья», которые вылезают и хватают нехороших мальчиков, которые раскидывают носки и тапочки.

Есть легенды о неких «не-уснувших», которые встречались с самой феей и обрели «полное исцеление». Наиболее абсурдно выглядит версия Бернолта, который уверял, что фея приходит только к старикам, за их выпавшими зубами. Будто бы зубы следует положить под подушку, а взамен фея положит неразменную золотую монету.

Во время послеобеденного сна я пристально вслушался в сказки, которые нам читают. О Целительнице Премилосердной, о Златокудрой Элавейне Добрейшей, о четвёртой Кормчей, преисполненной чистоты и света… В сказках они в сияющих одеждах навещают дома больных и бедных. Утешают, дарят радость и тепло. И ещё описания, эти сказки слишком уж полны ими: локонов, платьев, глаз, мягких рук…

Могут ли сны объясняться этим? Образами, которые в нас настойчиво вкладывают? Наверняка нужно что-то ещё. Лёгкий состав, который не различить индикаторами после выписки — ведь у многих пациентов есть собственные лекари, наверняка они проводили диагностику, когда с теми стало неладно. И ведь были же смерти — значит, были расследования. Которые ничего не выявили.

Итак, сонное с эффектом сладостного сна. Но когда они дают его нам? Во время ужина? Я не ощущал сонливости потом. Да и насколько бы ни были бдительны нянечки — кто-то всё равно ухитряется не съесть до конца запеканку или кашу. Не выпить морсы и травяные отвары. Может быть, это всё грязевые ванны? Есть ли зелья, проникающие через кожу?

Обо всём этом я размышлял во время вечерней прогулки. Когда вдруг меня осенило, что я ещё не разговаривал со старым Найви. С ним вообще непросто разговаривать: помимо своего явного помешательства, старик слишком уж легко переходит от буйных плясок к роли корнеплода. Однако он ведь как будто упоминал о некой Хозяйке, которая приходит ночью и забирает печали.

Когда я подошёл к нему, Найви неторопливо полз по траве на четвереньках. И пьеса нашей беседы сложилась на манер «театра несуразицы» Эгборна (воспроизвожу разговор настолько точно, насколько могу):

Найви. Яприль.

Я. Что? Я — яприль?

Найви. Ты — дурак. Яприль — я. Не видишь, что ли?

Я. Мне нужно кое-что спросить у вас.

Найви. Мне тоже нужно.

Я. Спросить у меня что-то?

Найви. Вот ещё у дурака спрашивать! Дураков торопят. Да, милая? А чего он тут… он же играет. Ты ж играешь? Давай торопись, выбирай, кем будешь.

Я. Да нет же, мне нужно спросить.

Найви. Да нет же, тебе нужно выбрать.

Я. Вы говорили, ночью приходит Хозяйка…

Найви: Яприль человеческого не понимает. Хрюк-жрюк. Давай выбирай себе бестию!

Я. Может быть, феникс?

Найви. Ш-ш-ш! Не поминай, накличешь! Эти… привязчивые… и не сбежишь! Ишь, кем хочет быть, а! Не каждый им может быть! Другое выбирай, говорю.

(Очень быстро бормочет стишок, а может, считалку).

Пять-два-восемь — быть гулянке —

Звери вышли на полянку.

Вот сверкает острый рог —

Ты теперь единорог.

Вот клыков с когтями свора —

Ты отныне мантикора.

Входишь быстро ты в азарт? —

Значит, будешь алапард.

Коль не любишь лесть, поклоны —

Станешь сизым ты грифоном.

В лёт пускайся, в бег, в прыжок —

Не отлынивай, дружок!

Догоняй скорей, давай!

Только…

(Замирает, глядя в пространство, а потом прикрывает голову руками и раскачивается, будто пытаясь спрятаться от чего-то).

Я. Вам плохо? Что-то стряслось?

Найви. Не всё она взяла. Ночью. Много слишком. Даже ей. Для неё.

Я. (шёпотом). Вы говорите о Хозяйке?

Найви (рассеянно). Которая Полли?

Я. Нет, то есть… не думаю, что и она Полли. Но вы говорили что-то о той, которая обитает здесь. Приходит по ночам, забирает печаль. Кто она? Как с ней встретиться?

Найви (смеётся так, что даже падает). А ты хочешь встретиться? Увидеть прямо? Руками пошшупать?

Я. А почему бы и нет. Так как это сделать? Кто она?

Найви. Кто она, что она… Дурак, вот и смелый. А, милая? Ну, дурачина же. С самой Хозяюшкой — за ручку ап! Это уж нет, это уж никак. Хозяюшка — она только по ночам, да. Это… как там было?

(Вновь быстро бормочет что-то вроде стихов)

Отворяй скорее дверь —

Пусть ночной приходит зверь…

Я. Так это магическая тварь?

Найви. Сам такой. Хозяюшка… Придёт… возьмёт боль, уйдёт. Следы вот оставляет… а мне не хочет, а? Боится чего-то и не забирает… всё совсем… Ты не знаешь, чего не забирает у меня? Думаешь, слишком много? Что ты, милая, говоришь? Зря по ночам хожу, да. Спал бы — она бы… может, взяла всё до конца. Ну, дурость, бессонница. Как не походить, а?

Я. Вы гуляете по ночам? Но как же нянечки?

Найви. А они по ночам не гуляют. Все уходят, совсем все. Хозяюшка — она не к ним, она к нам…

Я. Но как же вам удаётся не спать?

Найви (смотрит