Но ты этого не сделал, доказав, что всегда будешь думать обо мне только как о грязной колдунье, недостойной…

— Нет! Нет. — он покачал головой. — То, что я сделал, говорит о моих недостатках, а не о твоих. Ты… ты… Каждый день я чувствую себя так, будто кусочки меня окунули в огонь и выковали из них меч, а ты — кузнец. Ты самый лучший человек, которого я знаю. Боец. Страх и боль не останавливают тебя. Ты берешь свои трудности и создаешь из них бриллианты. Я недостоин тебя. Потому что ты права. Мы защищаем наших близких, чего бы это нам ни стоило. Я не защитил тебя. Но я буду. С этого момента.

Разбитая, я сильнее покачала головой. Его слова были сильными и властными; они разрушали меня, но и изменяли тоже.

Разведя огонь, он положил рукоять кинжала на один из камней, и пламя лизнуло лезвие. Забудь на мгновение о его откровениях. Или навсегда. Да, так мне нравилось больше. Огонь… клинок… Я тяжело дышала, мое зрение затуманилось, мои легкие сжались.

— Должен быть другой способ. Внуши мне, — сказала я в отчаянии. — Только один раз. Пожалуйста, Рот. Пожалуйста. Сделай это.

— Если я внушу тебе, после того как поклялся никогда больше не делать этого, я стану недостоин твоей любви.

— Это всего лишь смягчающие обстоятельства, — настаивала я.

— Это лишь оправдание, а никакое оправдание никогда не будет достаточно хорошим. — он отрезал остатки моего платья, стянув с меня промокшую юбку, оставив меня в лифчике и трусиках, с осколком зеркала, прикрепленным к бедру. он резко втянул воздух. — Это ты следила за мной, хотя на тебе было крученое ожерелье.

— У меня было заколдованное зеркало. Но потом ты заплатил Офелии, чтобы она заблокировала меня, и все этим испортил.

— Я говорил себе, что это не ты, даже когда ловил твой загадочный взгляд.

Ладно, ему нужно было заткнуться. Например, сейчас. Его признания путали мой и без того испорченный разум.

Мне нужно было подумать и решить, как остановить кровотечение.

— Ты умираешь? — потребовала Фобия.

— Ни за что. Я не умру, детка. Обещаю. — я улыбнулась ей. — Я буду бороться и выживу.

Рот взглянул на скорпиона, словно завидуя, а затем умоляюще посмотрел на меня.

— Мне нужно, чтобы ты исцелилась, милая. Мой мир станет лучше, если в нем будешь ты.

«Красивые слова. Ничего не значащие».

— Тогда внуши мне, — сказала я. — Используй свою способность на мне, как ты ожидаешь, что я использую свою способность на тебе.

Он вздрогнул. Вина и стыд омрачили его выражение лица, но он без колебаний сказал:

— Эверли Морроу, ты исцелишься. Мышцы, плоть и сосуды срастутся. Потерянная кровь восполнится.

Магия ласкала мою кожу. Красивая, мощная… болезненная. Моя спина выгнулась, регенерация тканей посылала огненные копья через каждый дюйм тела.

По мере того как я исцелялась, его стыд и вина исчезали, их место занимало благоговение, как будто у него наконец-то появилась причина радоваться своему дару. Рот сжал мою руку и убрал волосы с моего влажного лба.

— От-отвлеки меня, — умоляла я. — Расскажи мне больше о своей магии.

Я ожидала отказа или колебаний. Охотно обсуждать свои слабости с колдуньей? Никогда. Но он признался:

— Я не могу заменить магию другого человека или остановить отравление после того, как оно произошло. Не могу воскресить мертвого или повернуть время вспять. Не могу внушить нескольким людям одновременно. Не могу контролировать эмоции, которые испытывают другие, и не могу манипулировать памятью. Чем четче приказ, тем сильнее внушение. Некоторые люди от природы устойчивы, другие более восприимчивы.

Я слушала, восторгаясь.

— Если тебе нужно больше силы, — сказал он, его взгляд пылал отчаянием, — я хочу, чтобы ты взяла ее у меня.

Его случайно не ударили по голове?

— Я больше никогда не заберу у тебя силу. — и нехотя добавила: Если только ты не разозлишь меня. Или я почувствую угрозу. Или буду умирать.

Он сдерживал улыбку, уголки его губ подрагивали.

— Я не откажусь от своих слов. Мне не хватало нашей связи. И мысль о том, чтобы быть тем, кто тебе нужен… Это удовлетворяет меня так, как никогда раньше.

Я не… Я бы не… Я не могла смириться ни с ним, ни с изменениями в нем, ни с тем, что они означают. Не смела надеяться, что у нас есть будущее, когда над нашими головами висело пророчество.

Когда боль стала тупой, я попыталась подвигать рукой. Вновь зажившая кожа натянулась, мышцы заболели, но я не сомневалась, что полностью поправлюсь.

— Послушай, — сказала я и вздохнула. — Не нужно беспокоиться обо мне. Мы должны расстаться. Вместо того, чтобы бороться друг с другом, нам надо бороться с судьбой. Разве эта маленькая сучка не достаточно долго играла с нашими жизнями?

Каждый раз, когда я раздражала, обижала или злила его, у него под глазом или в челюсти напрягался мускул. Сейчас все было по-другому. Тик, так, тик. Как метроном, который я когда-то нашла в его комнате. Так что же я сделала на этот раз? Раздражила, обидела или разозлила его? Возможно, все сразу?

— Я заслуживаю того, чтобы ты вышвырнула меня из своей жизни, — сказал он. Злость, определенно злость, хотя я подозревала, что она была направлен на себя. — Я недостоин твоего доверия и твоего общения. Но я хотел бы получить шанс… стать… лучше. Дай мне шанс доказать, что я могу быть достойным тебя.

Мое сердце ударилось о ребра, раздражая меня.

— Если ты мне откажешь, — сказал он, — я пойму. Но никогда не перестану пытаться заслужить твое прощение.

Я ответила упрямо:

— Ты должен был проявить себя задолго до этого.

— Да. — он снова склонил голову, стыдясь. — Ты права.

«Не смягчайся». У мягкости есть другое название… слабость.

— Как только я стану достаточно сильной, я уйду. Удачи тебе в поисках меня. У этой девушки наконец-то есть преимущество на домашнем корте.

Тик, так, тик. Молча, он снял с себя одежду… все, кроме нижнего белья… и развесил нашу одежду сушиться