Шрифт:
Закладка:
«Ни в чем себе не отказывай», – ответил ее взгляд, в котором читалось умеренное веселье.
Кип взял с кровати небольшой костяной стержень. Он понятия не имел, что это такое.
– О, это же пробный камень со вступительного испытания! – сказала Тея, подойдя к нему. – Из «трепалки». Он показывает, какие цвета ты, скорее всего, будешь способен извлекать. Но с чего Призма решил, что тебе нужен…
Она замолчала, глядя на стержень, лежавший на Киповой ладони. На нем отчетливо виднелись все семь цветов.
Глава 74
Улыбнувшись Белой, Гэвин пошел рядом, в то время как их телохранители-гвардейцы заняли место за их спинами. Элессия, миниатюрно сложенная, слишком светлокожая для Черной гвардейки, толкала колесное кресло Белой. Это было что-то новое. Значит, Белая действительно слабеет.
Почему-то, хотя он и боялся этой женщины вот уже почти двадцать лет, эта мысль не вызвала в нем ничего, кроме ужаса. Белая умирала – как и сам Гэвин… И Каррис тоже, если она будет продолжать извлекать в прежних объемах. Может быть, время их поколения подошло к концу?
А тем временем еретики под предводительством Цветного Владыки становились все сильнее. Кип не успеет подготовиться вовремя, по крайней мере если Гэвин будет и дальше умирать в таком темпе. Он уже потерял два цвета – а сколько прошло времени, четыре месяца?
– Так, значит, ты подделал результаты Кипова испытания, чтобы твои враги не узнали, что он полихром полного спектра? – спросила Белая.
«Да, приступим прямо к делу. Все что угодно, лишь бы ты не стала просить меня заняться уравновешиванием в твоем присутствии».
– Что-то вроде того. Впрочем, сразу же вслед за этим к нему подослали убийцу, из чего можно заключить, что уловка не сработала.
– Похоже, кто-то пытается вновь возродить Орден. Пока тебя не было, произошло несколько убийств, так и оставшихся без объяснения. Но об этом мы можем поговорить позднее.
Они вместе вошли в лифт. Гэвин не торопился, устанавливая противовесы: во-первых, щадя Белую, он хотел подобрать вес поточнее, чтобы лифт не тряхнуло при остановке. А во-вторых, он хотел, чтобы она выслушала то, что он собирался сказать.
– Ты ведь знаешь, Гэвин, если бы ты время от времени сообщал мне о своих планах заранее, я могла бы тебе помочь.
«Да, но для этого нужно, чтобы я тебе доверял».
– Но для этого нужно, чтобы ты мне доверял, – продолжала она.
Это пугало. Он слишком много времени проводит с этой старой козой… Может быть, он становится похожим на нее? Или она на него? Вот это действительно пугающая мысль.
– Как ты думаешь заканчивать игру, Гэвин?
Заканчивать? Он подумал о своих семи целях. Семь целей за семь лет… Два года он уже потратил, а пяти оставшихся у него больше не было. Он научился путешествовать быстрее, чем когда-либо кому-либо удавалось. Научился летать, черт подери! Ему не удалось освободить Гарристон – хотя, если следовать доводам Корвана, он все же добился некоторого успеха, поскольку смог спасти людей. Он так и не раскрыл Каррис правду о себе, но это он сделает после того, как уберется отсюда. А остальные четыре? Что ж, все эти четыре вопроса он собирался поднять на предстоящем заседании. И уж, разумеется, он не может рассказать ей ни об одном из…
– Так, значит, конец игры действительно близок, – утвердительно произнесла Белая.
Она подняла брови с выражением сдержанного веселья.
Проклятье! Он совсем забыл, с кем говорит. Забыл, что должен неизменно следить за выражением своего лица. Забыл, что необходимо сперва лгать, а думать уже потом. «Защищайся, предохраняйся, прячься» – девиз беглеца. Честность – это смерть; одиночество – признание слабости.
– Война, – мрачно произнес Гэвин. – В конце всегда бывает война.
– Я даже не уверена, что они вообще согласятся объявить войну, но если ты думаешь, что тебя вновь назначат промахосом, то ты сошел с ума.
Гэвин затормозил лифт. Он остановился в точности напротив нужного уровня, так что ее кресло смогло выехать без малейшей помехи.
Не дожидаясь ее, он двинулся вперед.
– Они слишком тебя боятся, Гэвин.
«Слишком? Они боятся недостаточно!»
Гэвин вошел в комнату для совещаний и уселся в дальнем конце. Стол, за которым проводились заседания, был круглым, но Гэвин хотел видеть тех, кто будет входить в помещение. Кое-кто из Цветов уже занял свои места. Садах Сверхфиолетовая, представлявшая Парию, сидела рядом с Клитосом Синим. Садах происходила из не очень знатного рода, ее клан владел в Парии небольшим клочком земли – в горных районах. Она достигла в жизни гораздо большего, чем можно было бы ожидать, исключительно благодаря холодному рассудку и яростным амбициям. Неопределенного возраста, с худыми конечностями, с узловатыми пальцами, напоминавшими ветви юкковой пальмы, и покрытой псориатическими бляшками кожей, напоминавшей кору той же пальмы, она завязывала свои курчавые волосы во множество узелков, поверх которых носила расшитую золотом шапочку. Шапочка плотно прилегала к голове, и для каждого узелка в ней было проделано специальное отверстие – необычный стиль, который, насколько знал Гэвин, она придумала сама. Будучи сверхфиолетовой, Садах привносила во все свои действия бесстрастную широту взгляда. При голосовании на нее зачастую нельзя было положиться, поскольку она не поддавалась никаким доводам, помимо доводов логики. Садах ненавидела ложь.
Клитос Синий был рутгарцем до мозга костей, однако в Спектре представлял Илиту. Он был трусом. Умный, но не имеющий личного веса, лишенный авторитета. В большинстве случаев он поступал так, как говорил ему Андросс. Гэвин уселся рядом с ним, поприветствовав его так, словно не презирал этого человека. Его вполне устраивало сидеть с Клитосом бок о бок – не потому, что ему нравилась такая компания, но потому, что труднее всего исподтишка следить за выражением лица того, кто сидит непосредственно рядом с тобой. Его самого Клитос не интересовал; Гэвин вполне мог пренебречь возможностью за ним наблюдать.
Джия Толвер, Желтая, кивнула Гэвину и улыбнулась. В силу своего положения посередине цветового спектра желтые порой бывали поистине грозны: великие души, подчинившие своей власти зов эмоций и доводы рассудка и поддерживавшие между ними идеальное равновесие. Джия не была великой душой, хотя ей и нравилось считать себя таковой. В действительности она попросту была подвержена в равной мере призывам как разума, так и эмоций. Она принадлежала Гэвину – с самого начала. Долгие годы она была от него без ума. Ему было достаточно улыбнуться, чтобы получить ее голос, хотя следовало действовать очень деликатно, чтобы не дать ей затащить себя в постель. Раз за разом она пробовала на нем свои чары, а он скорее уклонялся от ее предложений, чем напрямую отвергал их. Тщеславное создание! Она была достаточно симпатична, хотя и злоупотребляла макияжем – впрочем, количество парфюма ей пришлось сократить после того, как Андросс взял за правило каждый раз, входя в зал заседаний, во всеуслышание объявлять, что помещение провоняло дешевыми шлюхами. Джия очень гордилась своими сросшимися бровями, за которыми тщательно
