Великобритания, традиционно служившая источником иммиграции, продолжала им оставаться: более трети всех тех, кто приехал в Канаду до 1914 г., были британцами. Однако эти люди имели существенно меньше земледельческого опыта, чем иммигранты из США или континентальной Европы. Это была самая разношерстная публика — от обедневших аристократов колонии Барра[339] в Саскачеване, попытавшихся в 1902 г. основать там маленькую Британию; детей-сирот, спонсируемых доктором Барнардо[340] и другими менее известными организациями; до представителей низших слоев среднего класса и рабочих, не хотевших жить в британском обществе с его резко очерченными классовыми границами. В то время как колония Барра была основана исходя из нереалистичных ожиданий ее лидеров, многие британские иммигранты стали успешными фермерами. Другая часть иммигрантов считала, что новая сельская жизнь предъявляет слишком высокие требования, фермы слишком изолированы друг от друга, а климат чересчур суров. Некоторые из них вернулись домой; очень небольшую часть депортировали из-за нарушений закона; третьи потянулись в небольшие городки и крупные центры, где нашли работу в промышленности или в качестве домашней прислуги. Хотя в некоторых объявлениях встречалась приписка «англичан на работу не берем», так как некоторые работодатели считали, что англичане слишком требовательны или высокомерны, большинство британцев вписалось в новое общество относительно легко. Британским иммигрантам, так же как и перебравшимся из США, помог ассимилироваться их культурный багаж, и они в числе первых вошли в костяк канадского общества.

Принципиально новым моментом иммиграционной политики Сифтона были скоординированные усилия по привлечению поселенцев из континентальной Европы, и особенно из Восточной Европы. Хотя до 1896 г. в Канаде имелись небольшие поселения меннонитов и исландцев, только в начале XX в. удалось найти и переправить в страну большое количество людей, не говорящих по-английски. В эту группу входили немцы, скандинавы, австрийцы, а также немногочисленные франкоговорящие переселенцы из Бельгии и Франции. Однако больше всего среди всех них выделялись люди, называвшиеся «русинами». Эти иммигранты, говорившие на славянских языках, были в большинстве своем крестьянами, известными как «люди в овчинных тулупах»; они происходили из польской части Австро-Венгерской империи и России. В конце концов, их большая часть стала называть себя «украинцами». Поощряемые агентами Сифтона, которым было поручено искать потенциальных поселенцев, имевших опыт ведения сельского хозяйства, крепкие спины и плодовитых жен, они поселились в довольно однородных по своему этническому составу общинах около Дофина (Манитоба) и Йорктона (Саскачеван), а также в районах вокруг Эдмонтона[341].

Этих людей привлекли «вНьн! землг», и хотя они часто выбирали участки в холмистой, покрытой лесом местности, потому что она была похожа на их родину, почва там порой бывала бедной и неплодородной. Из-за своей изначальной бедности эти иммигранты часто были вынуждены несколько первых лет работать не в сельском хозяйстве, а в горнодобывающей промышленности, на строительстве железных дорог, на лесозаготовках. Отсутствие квалификации, языковые проблемы и прежде всего нужда этих поселенцев в заработке привели к тому, что они часто становились наиболее эксплуатируемыми «людьми из бараков», работали по многу часов за низкую плату и жили далеко от своих жен и семей в холодных, порой кишащих насекомыми сараях. Другая часть этих иммигрантов, живших в одиночку или с семьями, перебивалась случайными заработками в быстро растущих городских районах, особенно на Западе. Там, в таких местах, как северная часть Виннипега, по другую сторону железнодорожной колеи на съемных квартирах и в бараках бок о бок жили новые иммигранты и «классические» бедняки. Эти люди изо всех сил старались заработать и скопить денег, чтобы купить орудия труда и запасы продовольствия, необходимые для того, чтобы приступить к созданию фермы. (По некоторым оценкам, для заведения самого скромного хозяйства — пары тягловых волов, дойной коровы, семян, плуга — нужно было иметь 250 долл., а для тех, кто хотел жить в чем-то получше землянки, эта цифра возрастала до 600— 1000 долл.). Эти трущобы вряд ли были лучше ночлежек: в них царили теснота, грязь, безработица, дешевый алкоголь и проституция. Эти условия лишь отчасти скрашивались деятельностью городских благотворительных организаций и тем фактом, что дети иммигрантов могли посещать школу.

Жизнь в сельских поселениях была более сносной, хотя и не менее напряженной. Здесь новые поселенцы могли положиться друг на друга в трудные времена. Они не чувствовали себя слишком одиноко в новой стране, потому что рядом были люди, говорившие с ними на одном языке. Хотя деятельность священников Русской православной церкви иногда могла вызывать озлобление и разногласия[342], религия или по крайней мере Церковь играла важную роль в облегчении жизни иммигрантов в новых условиях. Во многих общинах в прериях церковный купол в виде луковки вырисовывался на небе как духовный противовес резким геометрическим формам элеваторов, ставших символом земных амбиций человека прерий.

В то время как незнакомый язык и чуждые традиции украинцев и других иммигрантов европейского происхождения часто заставляли франко-и англоговорящих канадцев задаваться вопросом, на скольких языках будет говорить Канада в результате политики Сифтона, первой группой, вызвавшей наиболее злобные антииммигрантские настроения, стали духоборы[343] или по крайней мере небольшая их часть. В 1898 г. при помощи Льва Толстого и профессора Университета Торонто Джеймса Мейвора около 7,4 тыс. духоборов заключили с правительством доминиона соглашение о выделении им участка размером приблизительно 40 тыс. акров (16 тыс. га) земли в Саскачеване около Йорктона. Это соглашение включало признание того, что члены этой группы исходя из своих убеждений отказываются от несения военной службы. Хотя большинство духоборов были мирными, трудолюбивыми поселенцами, в 1902 г. произошел конфликт, который привел к возникновению радикальной секты. Эти верующие в Тысячелетнее Царство Христа отправились в долгое путешествие по направлению к Виннипегу, очевидно, в исступленных поисках «земли обетованной». Однако этот переход «Сынов свободы» («Свободники») закончился холодной зимой в прериях. Мир между фракциями этого сообщества был восстановлен, когда приехал недавно отпущенный из сибирской ссылки глава секты Петр Веригин. «Петр Господний», как его называли, мог контролировать своих последователей, но был не способен рассеять подозрения и враждебность, возникшие у многих жителей западной Канады из-за странствий «Сынов свободы». По мере заселения прерий недовольство духоборами росло, особенно среди тех, кто жаждал получить их обширные земли, принадлежащие общине. Когда в 1905 г. почти половина этих земель была конфискована, после того как по религиозным соображениям духоборы отказались принести воинскую присягу, радикально настроенные члены секты еще раз провели демонстрацию. Веригин смог принять и этот вызов, взяв несогласных под свой контроль. Он решил также, что нужно построить новое поселение, в этот раз на большом участке земли в долине реки Кутеней в Британской Колумбии. Там, уже после того как в середине 1920-х гг. Веригин умер,