станциях — возникают новые протесты. <…> Что бы мы в правительстве ни начинали, нам тут же вставляли палки в колеса. Проблемы накапливались, и реформы, на эффект от которых мы очень надеялись, не дали нужного результата[1339].

Если сумировать его жалобы, очевидно, что проведение одновременно радикальных экономических реформ и политической либерализации было чревато проблемами. Особенно если эти реформы были неудачны.

Что Горбачев мог бы сделать, исходя из имеющихся возможностей и ресурсов?

Бессмысленно наращивать производство, если не будем сохранять и перерабатывать. <…> Финансовое оздоровление, жизнь по средствам, выдавать только заработанные деньги, сбалансированность рынка. Год-полтора у нас осталось, чтобы решить эти вопросы! Запомните эти цифры![1340]

Текст этой книги подталкивает часть читателей к вопросу: а какова должна была быть стратегия советских руководителей в имеющихся условиях, чтобы если не изжить коренные проблемы советской экономики, то хотя бы минимизировать их последствия, «улучшить жизнь людей», «сохранить СССР» и так далее?

Особенно это касается периода правления Михаила Горбачева и перестройки, приведших к распаду СССР по экономическим и политическим причинам. Вопрос, можно ли было провести реформы и «сохранить Союз», — один из центральных во внутрироссийских политических дискуссиях и немаловажен для определения роли России в окружающем мире.

Отвечая на подобный вопрос, важно определить свою политическую позицию. На наш взгляд, распад СССР и крушение коммунистической диктатуры были безусловным благом для населения этой страны, а сохранение этой диктатуры, не желавшей даже обеспечить свободный выезд граждан, не говоря уже о современном уровне питания, снабжения и социальных благ, — злом. Хотя допускаю, что каждый бывший гражданин может иметь на сей счет свое мнение, отличающееся от мнения автора и продиктованное теми или иными личными обстоятельствами постсоветского транзита.

Что касается объективных возможностей «сохранения СССР» и не столь болезненных экономических реформ в условиях испытывающей системные проблемы советской экономики, то они у Горбачева и его единомышленников безусловно были.

Думается, что, используя наработки прогрессистских экономистов, в том числе работающих в аппарате Совета министров СССР, Госплана СССР и Экономическом отделе ЦК КПСС, сформулированные отчасти в упоминавшихся выше программах 1983–1984 годов, можно было бы сохранить советскую экономическую систему стабильно работающей и повысить ее эффективность даже в условиях мирового долгосрочного падения цен на нефть. Для этого в советской экономике имелись большие резервы.

Здесь придется несколько поспорить с часто цитируемым в этой книге (благодаря огромному собранному им фактическому материалу) Егором Гайдаром и его основной работой по данному вопросу — книгой «Гибель империи».

Основная идея Гайдара (подхваченная его многочисленными почитателями, особенно в среде российских экономических журналистов) состоит в том, что советская экономика находилась между молотом аграрных и наковальней военных расходов, удерживалась тисками социальных обязательств перед населением и в итоге ее состояние зависело от уровня добычи из нескольких крупнейших месторождений и мировой конъюнктуры цен на нефть.

Гайдар не был тем крупным советским экономистом, который составлял апокалиптические прогнозы о скором и неминуемом крахе (или как минимум глубоком кризисе) советской экономики. Свою теорию он написал постфактум. А вот, например, будущий академик АН СССР (1981) в сфере экономической социологии и один из ключевых советников Михаила Горбачева, Татьяна Заславская, будучи свежеиспеченным кандидатом экономических наук и старшим научным сотрудником Института экономики АН СССР, около 1959–1960 годов написала оглавление к так и не изданному трактату «Причины кризисного состояния советского общества». В нем, в частности, содержались следующие утверждения, подразумевающие крах используемой в СССР общественной и экономической модели:

1. Признаки ощутимого надлома советской системы на переломе 1950–1960-х годов: замедляющийся рост производства, падение благосостояния населения, инфляция, безработица, отсутствие материальных стимулов к труду, растущая преступность, особенно молодежи.

2. Равнодушие к человеку, низкая цена его жизни, отсутствие реального технического прогресса — как свидетельство неэффективности социального строя.

3. Недостатки общественных отношений: некомпетентное и чрезмерно детальное планирование производства, скованность местной инициативы, погоня за количеством продукции в ущерб ее качеству, коррупция аппарата управления.

4. Противоречия между мощными производительными силами, созданными на местах, и реакционно-бюрократической системой управления производством в центре, подавляющем инициативу мест.

<…>

6. Тяжелое жилищное и материальное положение рабочих и мелких служащих. «Закрепощение» работников государственного сектора в 1940–1950-е гг. Резкое снижение уровня жизни населения. Рабочие демонстрации протеста.

<…>

10. Можно ли планомерно переориентировать многомиллионное общество с неэффективного пути на более эффективный?.. Насколько реальны перспективы революции «сверху» или «снизу»?[1341]

Все эти аргументы вполне соответствовали реальности в момент написания. Помимо резкого экономического спада наблюдался и серьезный идеологический провал, вызванный разочарованием городской молодежи в действующей идеологической модели, фактической потерей властями контроля над криминализовавшимися окраинами крупных городов и вечерней/ночной жизнью малых и средних, ростом этнонационалистических и сепаратистских настроений в союзных республиках.

Однако не только капитализм оказался способен к институциональной модернизации, но и советский социализм. С момента написания тезисов Заславской и до распада СССР успел пережить три волны глубокого реформирования (хрущевскую, брежневско-косыгинскую и андроповско-горбачевскую). Они снизили уровень критичности некоторых из упоминаемых проблем (например, жилищной, материальной, безработицы, молодежной преступности), заморозили другие, ничего не смогли сделали с третьими. Изобрели и успешно внедрили новую идеологию — «подвига советского народа в Великой Отечественной войне»[1342]. В целом советская модель выживала и развивалась.

Таким образом, приводимые Гайдаром в качестве причин «неизбежности» распада СССР аргументы — о политических ограничениях вроде упомянутого им жесткого «социального контракта» советской элиты с народом о неповышении цен после «новочеркасских событий» 1962 года или о невозможности политического руководства сократить расходы ни в одной из ключевых статей бюджета из-за якобы имевшегося нежелания ссориться с элитой — не имеют под собой почвы, поскольку страна за предыдущие три десятилетия переживала куда более серьезные и радикальные изменения[1343]. В имеющемся суммарном комплексе из сотен свидетельств представителей высших эшелонов власти лишь одно (Павлова, да и то с чужих слов) говорило о наличии таких соображений у Косыгина в конце 1960-х, и одно (Соломенцева) говорит о том, что Новочеркасском всерьез интересовался Брежнев (но в середине 1960-х). Однако сам Гайдар ссылается не на Павлова и Соломенцева, а на американскую работу 1988 года.

Вместе с тем в нашем проекте изучения аппарата ЦК КПСС респондентам задавался вопрос: знали ли они о событиях в Новочеркасске? Ответы на этот вопрос никак не подтверждали версию Гайдара. Политическая практика в послесталинском СССР сталкивалась с активными реформами в разных сферах, радикальным сокращением армии, отдельных отраслей ВПК или перераспределением инвестиций, однако это практически никогда не становилось поводом к бунту, в отличие от