Замзав Экономическим отделом Владимир Можин описывает в мемуарах ситуацию на середину 1987 года, после двух лет реализации политики перестройки:

Представления о модели будущей экономики у руководства все еще не выходили за рамки плановой системы, действующей на основе государственной собственности. На этом этапе даже не упоминался переход к рыночным отношениям и вообще понятие рыночного хозяйства. Смею утверждать, что ведущие и безусловно прогрессивные ученые-экономисты (Аганбегян, Абалкин, Анчишкин, Попов и др.) не были готовы в то время всерьез обсуждать вопрос о переходе к рыночному хозяйству на основе признания частной собственности со свободными ценами, без централизованного планирования. Во всяком случае, даже в доверительных беседах такие проблемы не обсуждались[1303].

Чтобы вписать «рынок» в «план», надо было много знать не только о «плане» и государственной системе нормативно-правового регулирования, но и о «рынке», а такие знания были только у немногочисленной группы руководителей советских зарубежных банков и части чиновников внешнеэкономических ведомств. Однако их голос в разработке планов реформ внутри советской экономики в 1980-е не учитывался.

Можин с печалью констатирует, что даже в 1989–1990 годах

теоретическими знаниями рыночной системы обладали лишь совсем молодые люди, к тому времени не входившие в ближайшее окружение руководства[1304].

Как мы выяснили в части 5, это было не совсем так — еще в 1983–1984 годах достаточно радикальные и образованные «рыночники» (включая Егора Гайдара и некоторых членов его будущего правительства) привлекались к планированию реформ. Однако советы специалистов оказались не нужны «политическим тяжеловесам», которые реализовывали прежде всего свои идеи, а помощников подбирали из тех, кто эти идеи был готов проводить в жизнь.

При этом не так важно было, какими знаниями они обладали. Гостев (как глава Минфина) реальным финансистом не был, но сделал свою карьеру в сфере оценки труда и заработной платы. Сменивший его Павлов был финансистом грамотным и прорыночным. Но их компетенции в экономических и финансовых вопросах не были востребованы потому, что руководивший ими Рыжков оказался «слабым звеном», не обладающим ни соответствующими посту знаниями, ни решительностью, ожидаемой от бывшего директора крупного предприятия. По характеристике Гостева,

Рыжков обладал болезненным самолюбием, свои идеи считал выше всех, вместо принятия решений, большего доверия министрам много времени уделял редактированию бумаг[1305].

В результате масштабные реформы, многие из которых противоречили друг другу, пошли «пакетом», разнося ранее существовавшую экономику вдребезги. Когда к концу 1988 года стало очевидно, что под всей политической верхушкой закачались кресла, поскольку в магазинах окончательно пропала еда, а иностранные кредиты не способны закрыть дыру в опустевшем бюджете, Горбачев и его ближайший круг решили исправлять положение полумерами. Были сокращены (как упоминалось выше) объемы военного производства и военных расходов (на 19,2 % и 14,2 % соответственно в течение двух лет; январь 1989 года), ограничены лимиты государственных капиталовложений на относительно небольшие суммы (7,5 млрд рублей; 15 марта 1989 года). Однако в 1989 году это уже было слишком мало и поздно. Вину за нарастание госдолга и пустой бюджет Горбачев в своем выступлении на Съезде народных депутатов СССР 30 мая 1989 года возложил на Министерство финансов СССР во главе с Борисом Гостевым[1306].

Не изменили ситуацию и более поздние попытки нового экономического блока правительства, пришедшего к рычагам экономического администрирования 17 июля 1989 года. В новом составе правительства, утвержденном в этот день решением Верховного Совета СССР, состоялось выдвижение Леонида Абалкина на пост заместителя председателя Совета министров по макроэкономическим вопросам, Степана Ситаряна — на пост заместителя председателя Совета министров по внешнеэкономическим вопросам, а Валентина Павлова — на пост министра финансов.

Экономика уже была полностью расшатана, бюджет — пустой, а правительство во главе с премьером, раздражающим своей «вялой позицией» даже единомышленников[1307], предлагало полумеры. Оно не было способно сформулировать внятной и достаточно радикальной программы, не пользовалось политической поддержкой ни президента, ни Съезда народных депутатов СССР, ни руководства союзных республик.

С марта 1990 года члены правительства, прежде всего экономический блок, пытались заставить своего председателя подать в отставку (всем кабинетом). Или же они готовы были объявить о своем уходе; впрочем, так и не решились. Потом наступил сезон осенней подготовки к зиме, и это был еще один серьезный повод оставаться на своих местах. Так ситуация протянулась до начала января 1991 года, когда Рыжков был внезапным указом Горбачева лишен поста главы Совета министров, а сам Совет был преобразован в Кабинет министров во главе с Валентином Павловым[1308].

ПОСЛЕДСТВИЯ ПРОЦЕССА РЕФОРМИРОВАНИЯ 1985–1989 ГОДОВ

Все говорят: начни с себя.

Все говорят, мол, перестройка.

А я решил, начну с тебя.

Эй, бумажный герой, я ставлю тебе двойку.

Вы таите в себе злобу выгодных лет.

Я давно наблюдаю за вами.

Вы хитрее меня, вы мудрей,

Вы трясетесь. Я вас понимаю,

Я вам мешаю отсидеться в кустах.

Так зачем же кричать на каждом углу?

Может, это предсмертные спазмы?

Ваш бумажный кулак отпечатан на лбу у меня.

Он главней, он начальник маразма[1309].

Что же Горбачев хотел сделать в экономике и куда все пошло?

Действия Горбачева в качестве генсека и объяснения того, как происходил процесс формирования его взглядов на общественно-политические и экономические проблемы в СССР, данные им в мемуарах (пусть, возможно, и записанные помощниками с его слов), при сопоставлении рисуют достоверную картину целей и задач молодого провинциального чиновника, который в результате стечения обстоятельств, группового взаимодействия и собственных способностей возглавил огромное государство и приступил к его реформированию[1310].

В экономической сфере Горбачев выступал как классический аграрный лоббист. Собственно, весь его трудовой путь до занятия поста Генерального секретаря — это продвижение от должности помощника комбайнера к должности секретаря по сельскому хозяйству аппарата ЦК КПСС. Однако поскольку в аграрном секторе развита сложная иерархия, возникает вопрос: о ком он как лоббист хотел заботиться в первую очередь, чьи интересы представлять, кто был его «референтной группой»? Ответ на это есть в мемуарах. Его референтной группой и предметом заботы являются председатели колхозов, такие как его любимый дед и хорошие знакомые по тому периоду жизни, который для него начался с должности парторга крайкома КПСС в Ставропольском территориально-производственном колхозно-совхозном управлении (1962–1963) и закончился в должности первого секретаря Ставропольского крайкома КПСС (1970–1978). Их