Примерно с минуту стояли они, глядя друг на друга под светом ясной ночи, не двигаясь, мертвенно, словно фарфоровые фигурки. Лишь груди обоих шли ходуном, будто при каждом сокращении сердца они пытались соединиться — тянулись друг к другу, а затем вновь возвращались к исходному положению.

— Я влюблен в Вас, — наконец выдал Леонель.

Очередное молчание, перебиваемое только ветром, который выл где-то на просторах безжизненных полей Лерилина, уханьем сов, характерным металлическим скрежетом фонаря, покачивающегося от ветра, и непрерывным биением двух влюблённых сердец.

— Я, кажется… тоже люблю… Вас… Однако, странно всё это.

— Я и сам не понимаю, что происходит со мной…

— Я вовсе не про это! Как же возможно влюбиться в человека, не зная его души?.. Разве это верно?..

Адияль замешкался. Он и сам задавал себе аналогичный вопрос, но ответа на него не находил.

— Я не знаю, каково это любить, но я бы хотела… И… думаю, будет это правильно, если… мы сначала попробуем начать с тесного общения… ведь так гораздо лучше понять друг друга, нежели… нежели сразу бросаться в омут чувств… столь неясных и таинственных!

— Да, да, разумеется! — ответил Адияль, не дожидаясь окончания реплики Лисан. — Я солидарен с Вами и полагаю, что узнать друг друга крайне важно перед чем-то… более, скажем, серьёзным… — Леонель был и в восторге, и в смятении от того, откуда в его скромном солдатском лексиконе вообще могли взяться такие обороты речи, нехарактерные его обществу совершенно. Но потом пришёл к выводу, что благодарить за это стоит его друга Артура Дебелдона, в высшей степени начитанного человека.

— Так давайте же прямо сейчас и начнём! Вы посмотрите, какая волшебная звёздная ночь! Не так ли? — с радостью, но сдержанно и аккуратно завопила Лисан.

Так они беседовали, прижавшись спинами к сухому деревцу. Говорили о разном. Делились жизненными историями, приключениями. Лепетал, в основном, Адияль. И время от времени, когда он начинал о войне, Лисан бледнела, тряслась и даже порой просила перейти к другой, более мирной теме. Она же, как правило, говорила мало и сдержанно. Чаще о своих братьях, о многочисленных семейных друзьях, о себе — почти ничего. Леонель пытался вытянуть из неё слова, скажем, более эгоистического характера, но безрезультатно. Однако и того, что говорила Лисан Лузвельт о своей семье, её щепетильного отношения к родным и близким было достаточно, чтобы с уверенностью заключить: она действительно безупречно чиста и удивительна. Её внутренний мир не только красив и живописен, но и наполнен чем-то магическим, притягивающим. Её простота, но и с тем загадочность и скромность пьянили Адияля. Он наклонился ближе к Лисан, она остановила речь, они смотрели друг на друга, видя отражения звезд в глазах, затем их лица становились ближе, ближе, веки опускались, они уже чувствовали дыхание друга друга на своих губах, а затем они окончательно сомкнулись в нежном и безобидном первом девственном поцелуе.

— А ты, однако, мальчик характерный, непослушный, — заговорил морозной монотонностью Назар Лузвельт. Он велел снять с головы сидящего напротив него, привязанного к стулу человека балаклаву, одетую задом наперед, дабы ограничить видимость его. Это оказался Адияль Леонель с кляпом во рту. Находились они в помещении, напоминающем погреб с сотнями винных бочек, потому что это и был в сущности винный погреб, где в этот самый момент находились еще и два личных стражника барона. — Я уважаю в людях стремление к цели, свободолюбие, этот ароматный бунтарский юношеский дух. Когда-то и я, быть может, мог бы похвастаться непослушанием, но, жаль, время было другое. Тогда я думал лишь о том, как с голоду не помереть. А тебе, я вижу, делать нечего. Вот и лезешь, куда не просят. Думаешь, я бы не узнал о твоей наглой шалости. Впрочем, благодарить ты можешь Франа-дэ-Луа, который оказался в нужное время и в нужном месте и услышал то, что должен был услышать. Хотя, наверное, всё же спасибо говорить должен только я. Вольно, вольно. Вижу, как ты смотришь на меня своими звериными глазками. Воистину, сын льва! Такой же гордый и непримиримый, неподвластный, непоколебимый. Снимите, господа, с него кляп. — Один из стражников, отложив алебарду, подошёл и вынул изо рта Леонеля тряпку.

— Я и не думал, что отец Лисан может быть настолько ничтожным человеком, — вымолвил он, как тут же получил мощный удар по животу. Он скрутился по мере возможностей, которые ему предоставляли тугие верёвки, повязанные в области груди. Но не выдал и писка.

— Я буду тебя бить, пока ты не поймёшь, что здесь тебе лучше не показываться и не появляться рядом с моей дочерью!

Сдержав свое слово, он принялся одаривать ударами Адияля, который, несмотря на то, что уже выдохнулся да и вообще не спал уже около суток, непрерывно нервничая перед встречей с Лисан, держался достойно, не издавая ни звука.

— И это всё? — сказал Леонель, когда барон, устав, отошёл в сторону и стал тяжело дышать.

Не выдержав такой насмешки, Назар ударом по задней ножке стула и повалил его вместе с Адиялем. Затем нанёс несколько ударов по туловищу лежачего.

— Да бей хоть до вечера, шут дешёвый! Я люблю Лисан и ты, сукин сын, меня не остановишь! Поверь! Я полон ныне решимости!

Следующий удар, пришедший по голове Адияля, уже оказался значительнее, и юноша потерял сознание.

— Чёрт… — выдохнув, прокряхтел Лузвельт. — Упертый оказался… Да черт с ним. Всё равно больше не сунется. Киньте его куда-нибудь на дорогу, — указал он стражникам. Они развязали его и унесли с собой.

Весь побитый и вновь пыльный Адияль еле добрался до дома. Он рассказал всё Артуру и тут же уснул от крайнего изнеможения. Наперекор совету друга Адияль принял решение, что вновь придёт к Лузвельтам. Дебелдон пытался убедить Адияля, что это опасная затея, но тот был непреклонен. Вместе с тем, проснувшись, Леонель обнаружил на столе ответ Зендея, который, по видимому, всё-таки прочитал письмо.

Дорогой Адияль,

Прошу простить, что долгое время и сам тебе не писал. У нас с отцом было немало работы на службе. Представляешь, когда объявили реформу, с нас наконец сняли эти чёртовы кресты неповиновения… В переносном смысле, разумеется. Теперь Норберт Изельгаам потерял существенную часть власти и не может нам докучать так, как прежде. Но и наши заслуги во время прошлого сражения сыграли свою роль, я полагаю. В общем и целом, с отцом у нас всё хорошо. Живём мы вполне спокойно. Недавно навестили дядю Нильфада.